- Я тебе говорила, что если ты будешь на меня тявкать, отправлю в дурдом? – пропела Ольга Даниловна. – Говорила. Но ты пошел на принцип. А значит, и я пошла на принцип. И кто из нас оказался прав?
Максим впился взглядом в мать:
- Я убью тебя! Я выжгу тебе душу!
- Ха-ха-ха! Давай, вперед! Я жду! Что, никак? А я ведь предупреждала…
Максим сжал кулаки и бросился на мать. Санитар успел перехватить его и швырнуть на койку.
В палату вошла медсестра. В белом халате, со шприцем в руках, она быстро закатала Максиму рукав и сделала укол. Ее чуть раскосые глаза смотрели жестко и равнодушно.
Максим перестал биться и уставился бессмысленным взглядом в потолок.
- Вам лучше уйти, - резко сказал доктор. – И до конца лечения не видеть пациента.
Ольга Даниловна вышла. Дверь захлопнулась, разделяя сына и мать непроницаемым барьером.
***
Максим снова промчался по призрачному коридору и увидел Петровского с пистолетом в руке. Вот, значит, как оно на самом деле. Да, никто не умрет: ведь на самом деле нет ни Зоны, ни Олеси, ни майора. А то, что уготовано ему, Максиму, куда хуже смерти. Ну почему, почему он не послушался приказа и не убил врага еще там, в лесу? Тогда можно было бы изменить реальность… наверное. А теперь все. Больница… безумие…
Максим, словно раб перед властелином, опустил взгляд и прошептал, обращаясь неизвестно к кому:
- Дай мне шанс… Прошу тебя, дай мне шанс…
Указательный палец на спусковом крючке шевельнулся. Но за долю секунды до того, как Петровский выстрелил, наркоман рванулся и закрыл собой Максима. Что-то негромко щелкнуло и две пули с глухим хрустом ударили во впалую грудь.
- Проклятый! – проревел доцент. – Это не тебе!
Раненый захрипел, на губах вздулись кровавые пузыри. Глаза остекленели, рот расплылся в счастливой улыбке. Обнаженными нервами Проводник ощутил последний крик отлетающей души. «Нет большей любви, если кто жизнь положит за други своя».
Максим не посмотрел в глаза Петровскому. Даже не поднял веки. Он лишь мысленно заглянул в тоннель, соединивший его разум с разумом убийцы, и обрушил в него косматый черный шар: всю мощь боли, страха, и звериной ненависти.
За долю секунды Максим прожил с Петровским его жизнь. Он увидел белокурую красавицу под колесами черного автомобиля с мигалками. Маленьких близнецов, безжизненно повисших на руках спецназовцев. Вымученную улыбку пожилой женщины, комкающие простыню пальцы и пустые упаковки обезболивающих лекарств.
Но сейчас все это не имело никакого значения. Осталась лишь беспощадная истина: «Убей врага!» И все же к молоту ненависти Максим добавил острый стилет жалости.
- Господи, как больно! – прохрипел Петровский, схватился за сердце и рухнул на пол.
Снова закричала улетающая душа. Тоннель с оглушительным звоном рассыпался мириадами сверкнувших обломков.
Максим посмотрел на Шмеля. Тот опустил ствол, в ужасе глядя на мертвого командира.
- Брось ружбайку, - равнодушно сказал Проводник. – Беги, пока мы не враги!
Шмель медленно положил оружие, попятился и пулей вылетел за дверь. Девочка с косичками опомнилась первой. Достала из кармана перочинный нож и разрезала путы на руках и ногах Проводника.
Максим взял пистолет из еще теплой руки мертвеца. Нажал на рычажок. Стволы переломились, как у ружья. Максим вставил новую обойму, пошарил в рюкзаке Петровского и достал коробку с патронами. Их осталось всего шесть.
- Теперь ясно, почему доцент не убил тебя в церкви. Такие патроны – дефицит, – подытожил майор и ехидно добавил: - Мне, конечно, вполне удобно, только я все-таки не хочу провести остаток своих дней, привязанным к этой скамейке!
Проводник взял у девочки с косичками ножик, освободил пленников, сунул пистолет в карман и пошел к двери.
- Э! Ты куда? – закричал майор.
- В радиоцентр. За ружьем. Вы думаете, я своего железного друга здесь оставлю? Заодно и ваше принесу.