- Ранбольной, приготовьтесь к процедурам. Будем делать перевязку, - серьезно произнесла девушка и поставила на пол рюкзак.
Она ловко сняла бинты, сложила руки лодочкой и наложила их на рану. Внутри снова заскреблись муравьи, впрочем, не такой сильно, как в первый раз.
- Ай! Чешется!
- Терпи, коза, а то мамой будешь. Опусти грабли, или майора позову, - закончив мучительную процедуру, девушка покопалась в рюкзаке и вытащила оттуда одноразовый шприц.
- А это еще зачем? - удивился Максим.
- Ты думаешь, одно отменяет другое? Антибиотик не повредит. Ранбольной, слушайте меня, я все-таки фершал, и жить дозволяю, - в глазах Олеси заблестели лукавые искорки.
Максим попытался встать, голова закружилась, и он рухнул обратно на нары.
- Ну-ка, лежать и не вставать! Чтобы такое зажило, нужна пара дней. Даже с моей помощью.
- Скажи-ка мне, только честно. Ты знаешь, что меня нельзя обмануть… Какие у меня были бы шансы выкарабкаться… самому?
Девушка содрогнулась.
- Если честно? Никаких. Ты все поймешь, когда увидишь лужу крови, которую напузырил. Твою одежду мы с Павлом уже выстирали и заштопали. Конечно, не очень чисто, но лучше, чем ходить, как зомби. Мыла на складе – наверное, вагон.
- А веревки там, случайно, нет?
- Повеситься хочешь? – Олеся подняла рюкзак и направилась к двери.
- Нет, помоюсь - и в скалолазы подамся. Да, принесите мой «тозик», ну ружье с патронами! Пока, хилерша! В средние века тебя бы, наверное, сожгли на костре! – безо всякой задней мысли крикнул Максим вслед.
Олеся остановилась, и злобно прошипела сквозь зубы:
- Можно подумать, из тебя бы шашлык не сделали, Кассандра недорезанная!
***
Максим приходил в себя целых три дня. Но молодой организм и помощь Олеси взяли свое. Держась за стену, Проводник открыл дверь в коридор и услышал, как майор допрашивает Петровского.
- Кто ты такой? На кого работаешь? Сколько человек в вашей группе?
- Ты так и не понял, что я не собираюсь отвечать?
Максим вошел в просторное полутемное помещение. Доцент сидел, привязанный к тяжелому металлическому стулу. Здоровенный синяк на скуле бывшего спецназовца переливался пастельными оттенками желтого и синего.
- Майор, а давайте я попробую. Вдруг мне удастся разговорить нашего протерозойского друга. Вы будете отвечать? – вежливо спросил Максим.
Петровский презрительно сплюнул:
- Штафирка!
- Что ж, значит, ты нам не нужен. От слова «совсем».
Максим взял свое ружье, приставил ствол к голове доцента и нажал спуск. Избитое выражение: «в наступившей тишине щелчок ударника прозвучал неестественно громко» пришлось бы как нельзя кстати.
Доцент осклабился:
- Знаю я эти штучки! Бесполезно!
Макс посмотрел на ружье, направил ствол в угол комнаты, взвел и снова спустил ударник.
- Что-то не так. Ерунда какая-то. Осечка, что ли? - озадаченно произнес Проводник, и тут ружье оглушительно бахнуло. В ушах зазвенело.
- Затяжной выстрел! А ведь я сам патроны снаряжал! – Максим клацнул затвором, подобрал с пола пустую гильзу и снова приставил ствол к голове Петровского.
- Стой! Стой! Я буду говорить. Там был патрон? Ты действительно хотел меня убить, да? – прохрипел доцент.
- Я же штафирка. У меня нет кодекса чести. В отличие от наших военспецов, убить человека для меня, как высморкаться... А ты испортил мне форму, совсем новую, между прочим. Почему ты пошел в Зону один?
- Нас было семь человек: отборные парни, лучшие. Все погибли.
Максим зажал нос и произнес голосом переводчика старых голливудских фильмов:
- Какова цель твоей миссии? Отвечай, или я разнесу твою башку к такой-то матери! Понял?
Несмотря на серьезность минуты, доцент не сдержал улыбки.
- Слушай, паяц! Я обещал говорить, но не терпеть твои издевательства! Мы следили за вами, пытаясь выяснить вашу цель.
- Неверный ответ, - мягко сказал Максим, - Ну, то есть, первая часть ответа правильная, а вторая – ложь, причем наглая и бессовестная. Вторая попытка.