— И чему ты научился у нас? — спросил он на этот раз без пауз, но неестественно быстро.
— Я особо ничему. Закалил меня твой мир и только.
Хотун, казалось, слабо засмеялся. Ему, казалось, от разговоров становилось легче.
— Чем закалил?
— Огнем, понятное дело... Жестокостью и кровью.
Хотуна не задела констатация Белобога. Он много лет назад уже успел вдоль и поперек изранить свою душу тем, что он ему пришлось делать при власти. Белобог это знал. Беседа отвлекала его от мыслей о прошлом, которые грозились забрать его с собой, лишив рассудка, поэтому прервать разговор для него было не желательно, для своего же блага. Это Белобог видел тоже.
— Этого требует мир и благополучие народа, — ответил Хотун. Казалось, что он оправдывается, но он лишь пытался поддержать, ставший неприятным, разговор, который сам же и завел.
— Так тебе кажется, — сказал Белобог. Он не выдержал боли в лодыжках и остановился, чтобы чуть приподнять цепь руками и дать ногам отдохнуть. Если бы стражи сейчас были рядом, то наверняка ударили его, за своеволие, но стражи рядом не было, а Хотун не желал выполнять за них работу, — Может снимем кандалы? Захотел бы, я бы тебя уже давно здесь оставил, — предложил нескромно Белобог. Хотун злиться не стал, глянул на его посиневшие конечности, не пожалел, но решил, что он прав.
— Не у меня ключи - они у стражи были.
Белобога это не расстроило. Он воззвал к своему внутреннему свету, который в Межмирье становился лишь сильнее, и вычерпнул из тела самую малую часть своей силы, чтобы избавиться от ненавистных цепей. Белобог засиял, словно солнце, так, что туман, окружавший их рассеялся, и показалось, будто в Межмирье, после долгих лет темной и холодной ночи, наконец-то, наступило утро. Его недлинные волосы забавно приподнялись, отчего он стал похож на худощавого льва. Тело его не изменилось, но цепи, больно сковывающие его, с громким звоном рассыпались так, словно они стали не по размеру пленнику. Всего за несколько мгновений, руки и ноги, некрасиво искалеченные тяжелым железом, исцелились и вернулись в свой здоровый вид. Хотуна удивила его магия. Он всеми силами пытался скрыть своё восхищение, но горящие глаза и приоткрытый рот, все говорили за себя.
— Ох!... Хорошо-о! — протянул Белобог, разминая руки и ноги. Свечение по-немногу стало отступать и он вернулся в прежний вид. Туман вновь окутал их собой.
— Так ты мог сбежать в любой момент? — изумленно спросил Хотун, когда Белобог догнал его и уже свободнее зашагал вперед.
— Мог. Но на кой оно мне сейчас? Беседа же так ладно складывается, — ответил он, беззаботно, уверенно, будто издевался, — Что ты со Сварогом делать будешь, если поймаешь?
— Верну домой.
— Зачем?
— Он должен был быть казнен этой ночью. Он убил двух моих людей и сбежал. Он должен был умереть, как мой сын, теперь же его ждет виселица. Его повесят как предателя.
— Зачем?
На этот раз вопрос Белобога заставил Хотуна смутиться. Он почувствовал, что Белобог хочет поставить под сомнение его решение, при помощи беседы убедить его не делать то, что он задумал. Если бы он осмелился сказать это тогда, когда он был в Тааме, то он без лишних слов, тут же избавился от него. Но обстоятельства вынуждали Хотуна разговаривать с ним. И впервые за все время их блуждения по Межримью, он почувствовал себя в ловушке.
— Что "зачем"? — спросил он, желая, чтобы он пояснил.
— Почему тебе хочется убить своего сына?
— Мой мир слишком жесток, для такого мягкотелого глупца. Он должен был умереть до того, как потеряет последние капли уважения и признания. Умереть с честью.
— Бред. Это было бы смешно, если бы не было так печально. А другие твои сыновья, чем лучше него?
— Они сильны, храбры и умны. Они никогда не ослушивались моих приказов и всегда были беспощадны к врагам. Я ими горжусь.
Белобог выслушал его. Мысли, не понимая его несправедливости, хаотично метались в его голове. Он был с ним не согласен, и думал, как бы объяснить все так, чтобы это тронуло его беспощадную душу. Как бы объяснить понятным для него языком жестокости.
— Сварог глуп и упрям, — продолжил Хотун и добавил то, что ему пришлось сказать, борясь с собственной гордостью, — Думаешь, мне было легко принять это решение?
— Ну, уж после того, как ты убил свою возлюбленную, это не должно было стать для тебя такой большой проблемой, — ответил Белобог. Он не хотел его жалеть, — Но мы не рождаемся чудовищами. Каждому дарована душа добрая, светлая, человеческая. Только зачем ты идешь против природы, терзаешь себя своим же существованием, не понятно.