— Воспитывали, — коротко ответил он.
В прошлом.
Он стоял высоко над полем, где обычно велся бой между воинами-добровольцами, которых заманила к смерти большая награда за победу. Хотун заставлял своих сыновей смотреть каждый кровавый беспощадный бой, делать ставки, радоваться смерти слабого. Кто-то из них проникался происходящим, кто-то старался не смотреть, а когда видел кровь, то все, что поел на обед, вываливалось наружу. Сварог уже давно научился смотреть на весь ужас, скрывая свои чувства за каменным лицом, но сейчас для него не хватило бы и всех сил Таама, чтобы сдержать слезы нестерпимой боли.
Сегодня зрелищем для зрителей был не бой, а казнь. Казнь двух искалеченных, обмазанных собственной кровью мужчин, у которых в теле, кажется, не осталось здоровых костей. Легко Хотуну было отдавать приказы о пытках и убийствах, когда он не видел всего происходящего, когда не чувствовал сам, как холодный нож в руках режет тело живого человека, и как этот человек кричит от того ужаса, который творит с ним он. Нет, он не знал всего этого. Все грязные дела за него делали его палачи, а когда ему, все же, приходилось узревать все это своими глазами, он будто бы засыпал: не слышал крики, не видел крови. Он перестал чувствовать угрызения совести за смерти, ведь, это делал не он, это делали те мужчины в темном одеянии, а Хотун всегда делал все лишь для блага своего мира и своих детей. Так он считал и сейчас. Слезы и мольбы его сына прекратить, обещания, что он сделает все, что только он скажет, не могли переубедить Хотуна в том, что его решение самое правильное.
Вокруг Горана и Велерада, стоящих на коленях перед правителями Таама, столпились обычные люди, которые выкрикивали что-то, желая, чтобы их поскорее казнили. Если Горан знал, что в конце его дружбы со Сварогом поджидает смерть, то Велерад даже не догадывался, что учит делу младшего царевича Таама, он узнал об этом только во время пыток и до сих пор не мог свыкнуться с мыслью о том, что скоро он покинет этот мир. Он не знал о чем и думать: злость сменялась страхом, страх - печалью, печаль - недоумением. Он хотел всем сердцем ненавидеть Сварога за обман, но не мог этого себе позволить. Он не хотел, чтобы последнее, что он испытавал перед концом была ненависть, ведь, несмотря на все, что с ним происходит сейчас, он прожил хорошую жизнь, делал полезное дело, любил и был любим. У него не было сил поднять свою голову, но Велерад очень хотел в последний раз взглянуть на звезды.
Горан не сделал ничего полезного в своей жизни. Он жил в своё удовольствие гулял, ввязывался в драки, был ленив и бездарен. Он был ещё совсем маленьким, когда познакомился со Сварогом - запуганным мальчиком, который не мог и двух слов связать. Мальчик восхищался тем, что Горан мог позволить себе так, как не мог жить он. А Горана со временем начало поражать то, как Сварог до сих пор не потерял рассудок, живя среди тех, кого он всем сердцем презирал. Знакомство и дружба со Сварогом было для него лучшим, что произошло в жизни, ведь только благодаря ему он встретил девушку, которая, все-таки, заставила биться его вольное сердце во имя любви. Но как жаль, что он так и не успел ей признаться.
Как жаль.
Горан поднял свой взгляд к небу, в последний раз глубоко вдохнул, заглянул в красные, полные боли глаза Сварога и улыбнулся...
Настоящее.
Сварог чаще задышал, сжал в затрясшихся руках свою одежду. Его глаза загорелись яростью, он потерял связь со временем, полностью погрузившись в болезненное прошлое. Злость и обида невольно воззвали к силе огня и его рубашка начала дымиться.
— Сварог, ты горишь! — воскликнула Лада, пытаясь привести его в чувства. Она держала его за руку, хотела, чтобы он отпустил ткань, но ей не хватало сил разжать его ладонь. Она испуганно отдернула руку, когда его рука стала слишком горячей, — Что с тобой?! Очнись же! — она начала бить Сварога по лицу и трясти за плечи, и он, наконец, услышал её. Картинка действительности перед глазами быстро сложилась и он тут же волей заставил огонь потухнуть. Сварог пришел в себя. Его воспоминания, которым он все время пытался противиться, не позволяя всплывать в своих мыслях и туманить его разум, охватили его и чуть не потянули обратно во тьму, от куда он только недавно выбрался. Его дыхание постепенно выровнялось, он огляделся и поймал испуганные глаза Лады. Стало стыдно, что он заставил её так переживать. — Что с тобой такое? — спросила она снова и захотела притронуться к нему, но он не позволил, неловко поправив частично сгоревшую рубашку, ушел от её рук. Он видел в её глазах жалость и глубокое сочувствие. Когда-то на него так же смотрела мать, но почему эти глаза, которые радовали его, сейчас причиняют ему боль? Рядом была любимая женщина, а он не мог найти в её объятиях утешения.