Мара в тот день даже не зажгла свечи в своем доме, когда солнце спряталось за горизонтом и перестала делиться светом. Захотела побыть в темноте, как раньше в Саатоне. Она стояла у окна в своей комнате, смотрела на луну, свет которой еле попадал к ней в дом, и думала. Размышляла о прошлом. О своем народе, который она оставила и пришла сюда в поисках новых знаний и способа избавлений от ужасной участи саатонцев жить в вечном холоде и голоде. Но так и не нашла выход, ничего не придумала, а на родной земле должно быть уже погибли ещё несколько её соплеменников. Как она смеет думать о какой-то там любви и привязанности, к какому-то избалованному хорошей жизнью парню, когда её народ страдает? Что за глупости лезут ей в голову? Почему она стала такой легкомысленной? Надо немедленно взять себя в руки. Она пришла сюда не за любовью, а за спасением.
У избушки Мары показался Радегаст. Она заметила его через окно в своей комнате, с холодным недрогнувшим выражением лица ощутила, как сердце в груди затрепетало. Нельзя. Нельзя ей такое чувствовать. Мешаться только будет. Семья? Дети? Как можно сейчас о таком мечтать? Ей нельзя забывать о своем предназначении, нельзя предаваться сладкому обманчивому сну. Нельзя любить. Сейчас не время...
А когда будет время?
Радегаст ловко перепрыгнул через ограждение, поднялся на крыльцо, постучался. Раньше он не стучался - он врывался в дом, если не через дверь, то через окно. Ему было все равно в каком виде он увидит Марену, Радегаст пришел её увидеть и он не уходил, пока не получит своё. Его неслыханная, несусветная, непробиваемая наглость очень сильно не нравилась Марене. Ведь, она никогда не могла почувствовать покоя в собственном доме, зная, что в любой момент он может к ней прийти. А сейчас Радегаст постучался. Марена улыбнулась, но не сдвинулась с места. Она даже и не подумала о том, чтобы открыть ему дверь. А Радегаст в это время постучался громче, подождал, оглянулся, убедился, что свет в доме не горит, подумал, что она уже спит, расстроился, развернулся и направился прочь.
Пускай уходит, подумалось Маре. А сердце больно сжалось требуя, броситься за ним следом, обнять и никогда не отпускать. Марена не дала слезам показаться в её глазах, когда она хладнокровно провожала Радегаста взглядом. Нельзя. Никак нельзя ей быть счастливой ценой несчастья своего народа...
Но, О, Боги, он остановился! Остановился и вернулся обратно! На этот раз направился к окну. К тому самому, через который она за ним следила.
Радегаст всегда получал желаемое. Он хотел её увидеть, пусть и спящей, все равно.
Он не замечал её, пока не встал прямо напротив и хотел перелезть в дом, через открытую дверцу окошка. А когда заметил - удивился. Марена смотрела на него с самым, что ни на есть, пронзительным взглядом, в который раз убеждаясь, что он в неё действительно влюблен.
— Так ты не спишь? — спросил Радегаст и залез к ней на подоконник, — Я стучался. — Сердце ликовало, разум сопротивлялся из последних сил, но так и не смог ничего сделать. Марена сделала шаг к нему навстречу, потянулась руками к его лицу, смотря ему прямо в глаза, погладила его щеки. — Ты чего? — спросил он, но вместо ответа получил поцелуй. Чувственный, искренний и такой желанный. Марена, все же, обранила одну непослушную слезу, когда полностью сдалась и призналась себе, что тоже влюбилась. Капля скатилась по её щеке к губам и добавила к их поцелую соленый привкус. Радегаст не заметил его, не обрывая поцелуй, и, полностью войдя к ней в комнату, он подхватил её на руки за бедра, всего в два шага оказался у кровати и уложил в постель.