Немец ворча вначале нехотя уступил, как он был уверен сугубо штатскому чиновнику. Но по мере появления на листках бумаги незнакомых письмен лицо вытягивалось. А когда командор, сверяясь с сей абракадаброй уверенной рукой принялся отмерять, взвешивать и перемешивать порошки заинтересованно склонился над плечом. Когда же с первых же составов вышли искомые смеси уже задышал на ухо в исследовательском ажиотаже. Позже Резанову придётся объяснять свои познания природной любознательностью и поразительной удачливостью. А пока мы лихорадочно химичили.
Где-то в третьем часу ночи я наконец-то сообразил, что Резанов не мальчишка, человек в возрасте, ему нужен отдых и нехотя, но предоставив самые полные инструкции Лангсдорфу, который и не думал отправляться на покой, сам закрыл за собой дверь в импровизированную фотолабороторию.
Сам я привык просыпаться до рассвета. Так произошло и на сей раз. Однако камергер вставать никак не желал. Пришлось прибегнуть к всяческим ухищрениям: жужжать у него над ухом и т. п. В общем недовольный камергер кое-как пробудился, начал браниться, что «в такую рань не привык вставать» и всё такое прочее. Я однако был непреклонен: где уговорами, где увещеваниями, где угрозами всё-таки заставил его подняться и умыться. Но тот всё ещё не понимал для каких целей в такую рань стал. И когда я взялся за матросскую рубаху, возмутился:
«Чего он будет в это облачаться? Не престало ему…»
«Да, вчера-то ты молчал, вашбродь», — язвительно напомнил я, — «когда получали. А сегодня что? Сейчас пойдём делать с тобой на палубу зарядку».
Тут уже камергер почувствовал себя в своем праве, упер руки в боки, топнул ногой и заявил, что «ему: графу, командору, не престала при нижних чинах всяческими выкрутасами заниматься!»
Я внимательно выслушал, а потом вкрадчиво спросил:
«Николай Петрович, невесте твоей пятнадцать лет, тебе сорок два года уже — дальше будет ещё интересней. Как собираешься ей соответствовать в физическом плане?»
Резанов похватал ртом воздух, Но что ответить сразу не нашёлся, и я «сгладил углы»:
«Да и потом, сейчас, с утра на палубе скорее всего никого нет. Да и никому ты не нужен, поверь мне на слово вашбродь. А вообще будем потихонечку менять образ жизни. Так что привыкай», — жёстко закончил я. И немного подсластил голосом кота Матроскина из мультика «Каникулы в Простоквашино» моего времени: «Это, вашбродь что. Мы с тобой ещё и бегать начнём!»
Командор на миг замер. Но видимо благоразумно решил сейчас не перечить, дабы не обострять и без того ненавистную ситуацию.
После чего Резанов всё ещё ворча облачился в матросскую робу, хотя я всячески подгонял, осторожно приоткрыл дверь, выглянул, словно тать крадущийся в ночи проскочил коридор не ощущая холода босыми ступнями и взлетел на палубу.
Вахтенный офицер очнулся от дремоты при виде невероятной картины: в таком виде никогда командора не встречал. Никак не мог сообразить: то ли отдать честь, но тот вроде как матрос, то ли… Так и не решив, просто гаркнул что «всё в порядке!» Резанов отмахнулся, он видимо досадовал, что всё-таки кто-то его заметил. Мне же было не понять, что тут такого.
Небо на востоке серело. Но на палубе достаточно хорошо видно и я начал с простых упражнений: приседаний, махов, отжиманий. Тело всё ещё слушалось нехотя. Отжался всего три раза, после чего руки подломились. Приседать вышло поболее. И камергер уже злорадствовал, надеясь что этим всё и завершится. Однако я не думал на этом успокаиваться. Ещё поприседал. Потом поотжимался. Начал махи руками, добавил ногами. Ещё и ещё. Где-то около сорока минут, часов-то я не взял, Так издевался над телом командора новый гость-попаданец.
Резанов поначалу злился. Но постепенно вошел во вкус, тело разогрелось, стало более гибким и тепло стало даже туловищу и ногам.
В этот момент внизу, По ступенькам загрохотало. И над палубой возник аппарат-светописец как какой-то монстр: на треноге по виду почтовый ящик с трубой спереди и свисающей сзади шторы за неимением специальной плотной материи. Я-то знал, что это фотоаппарат такой, примитивный. Но никто из ныне живущих в начале 19 века ничего похожего не видел. И впередсмотрящий матрос в «вороньем гнезде» свесился, пытаясь разглядеть что это такое за чудо-юдо, и вахтенный офицер во все глаза пялился. Заинтересовался и командор, ведь целого устройства он пока не видел.