«Да, да, — перебил Резанов, — Но ведь это не просто земли! Это богатейшие Земли! Это и продовольствие для Аляски, которое не надо будет везти из России, и…»
«Вот, Николай Петрович! Мы с тобою это оба прекрасно осознаем! Но, чтобы это осознал Император, ему необходимо это дело показать. Так ведь? Так. А то ведь тебе вполне резонно возразят, что расходовать и так невеликие ресурсы России куда-то в тьму-таракань в столь нелёгкую для Империи годину преступно. Вот здесь светописные картинки, светоснимки придутся как нельзя более кстати! Есть ещё у меня кое-какие мысли, Сейчас они ещё не созрели достаточно. Но надеюсь завтра я смогу еще более укрепить твою позицию в глазах Императора и Света».
После ухода судового врача Резанов засел за документы. Я от нечего делать пару раз заглянул в бумаги, но обилие «ять» и старорежимных слов при чтении давались с трудом. Поэтому уяснив, что это какая-то деловая переписка и немножко личной, которую по-видимому камергер с оказией отправлял через Европу в Санкт-Петербург, так наверное было быстрее, потерял интерес и принялся рассуждать о своих дальнейших планах. Без пяти десять вестовой доложил о прибытии «сеньора Лопеса».
Я разумеется не знал кто это такой, Почесал за ухом кончиком пера и Резанов, пожевал губами махнул рукой — раз пришёл, так пришёл:
— Пусть входит.
Порог переступил, да-да, Фернандо. Держался молодой испанец гордо, спина прямая. Но не рассчитал при своём приличном росте высоту дверного проема. И перо, зелёное на этот раз, ударившись о притолку сломалась. Снимая шляпу для приветствия заметил это, опять сделал лицом обиженную мину.
Я едва не засмеялся, а Резанов не сдержался — улыбнулся уголками губ:
— Проходите, сеньор Лопес.
Следом за гостем, почти дыша в затылок, протиснулся Лангсдорф, лицо которого дёргалось и гримасничало. Я ничего не мог понять: «Зубы что ли болят?» Но по выражению глаз догадался, что невозмутимый обычно немец умоляет о чём-то просить. Но не решается.
Я подтолкнул Резанова узнать в чём дело. И командор разрулил ситуацию:
— Знакомы ли вы, сеньор Лопес, с нашим экспедиционным исследователем? Всемирно известным учёным и известным в Европе георгом Лангсдорфом?
Юноша с любопытством поглядел на корабельного врача. По-новому поглядел: раньше то ему представляли этого человека в незавидной роли переводчика. А сейчас он увидел Григория Ивановича в новом свете.
— Да, мы знакомились, — сказал с сомнением в голосе испанец, — Очень рад, — поклонился Лангсдорфу. Тот отвесил ответный, и извинившись, попросил у него разрешения как у гостя, пару слов сказать командору. Юноша благосклонно кивнул. И немец с достаточно сильным от волнения акцентом быстро-быстро заговорил, затараторил:
— Николай Петрович, сеньор Лопес, — кивок в сторону Фернандо, — прибыл со слугой. А слуга его — индеец! И он своем народном одеянии.
Резанов вопросительно поднял брови. И этнограф заторопился:
— Понимаете, я могу описать его, но чучело сделать как из утки не могу. А вот как бы светоснимок мне с него сделать.
Я не видел проблемы — вроде бы казалось: бери да фотографируй. Однако я в реалиях этого времени еще неважно ориентировался, Резанов быстрее понял о чём речь:
— Так вы хотите… — начал он.
— Да-да! Попросите, — молитвенно сложил руки на груди ученый сеньора Лопеса позволить мне сделать картину-светоснимок его слуги. — Резанов кивнул. И повернул голову:
— Синьор Лопес, наш ученый собирает всяческие сведения о тех местах где бывает как путешественник. Это очень ценится в Европе. Вместе с Вами прибыл ваш слуга индеец и он хотел бы сделать его картинку. Позволите ли Вы?