— Я председатель сельсовета, — представился он. — А это, — Мишка указал на оробевшего у дверей Кирю, — полежаевский бригадир.
Киря сделал два шага вперед, полупоклонно кивнул головой.
— Очень приятно, — сказала старая дева.
Ее помощницы, переглянувшись, прыснули, зажали ладонями рты. Наставница строго посмотрела на них, и они отвернулись к окну, чтобы не рассмеяться в открытую.
Киря немного смутился: «Чурбан неотесанный, — осудил он себя. — Раскланялся как царский офицер».
Девчонки обе и, отвернувшись-то, не выпускали его из-под обстрела своих глаз.
Киря кашлянул в кулак и смутился еще больше: девчонки неприязненно смотрели на его проскипидаренные мазутом руки. Киря как от огня отдернул их ото рта и спрятал за спину, сцепившись пальцами на пояснице. Вот так-то, пожалуй, стоять лучше, — и вид независимее.
— Та-а-ак, — начальственно протянул Мишка. — Кто такие? С какой целью приехали?
Старая дева полезла в чемодан доставать документы:
— Мы из Московского университета, — через плечо говорила она. — Диалектологическая экспедиция. Изучаем северный говор.
— Хорошее дело, — сказал Мишка и сел на лавку к столу.
Киря, торопливо отодвинув от Мишки портфель, занял место с ним рядом.
На полу после них кое-где отстали от сапог пластинки влажной земли с отпечатавшимися на них рубчиками подошв. Первым желанием Кири было собрать ошметки и бросить под умывальник в таз, но это было бы неестественно: начальство они или нет?
У Тишихиной кровати была привязана к деревянной точеной ноге нитка с бумажкой на конце. «Для кошки, — догадался Киря. — Тишиха себя развлекает — как маленькая». В детстве он тоже любил так забавляться: потрясет за нитку, а кошка тут как тут — выскочит из-под кровати и начнет бумажку ловить, ухохочешься.
Старая дева принесла командировочные удостоверения.
— Вот, пожалуйста… Да мы бы ведь все равно зашли в сельсовет отмечаться… Куда бы мы делись… — Она улыбнулась, опять показав вставные зубы, и добавила: — Без отметок нам и командировочные расходы никто не оплатит.
Мишка не поддержал ее шутку.
— Положено сразу отмечаться, — сказал он.
— Да мы уж как-то привыкли, что одновременно ставим отметку и о прибытии и о выбытии.
— Не положено одновременно. — Он взял удостоверения, повертел их в руках.
Киря испугался, что на них останутся жирные отпечатки Мишкиных пальцев. Уж не показывал бы никому свои руки. Ра-а-стя-а-па…
Девчонки уже не смотрели в окно, облокотились о стол. Та, что сидела справа, со щербинкой в зубах, белокурая, игриво протянула:
— Такие молодые, а строгие…
— Надя! — остановила ее старая дева.
— А нет, в самом деле, Фаина Борисовна, — обиженно обернулась к ней Надя. Русая коса стекла у нее со спины на предплечье. — Нигде таких строгостей нет, как здесь, в Полежаеве. — Она сердито отбросила косу назад.
Киря сразу вспотел: пересолили, надо было полегче.
— Порядки везде одни, — назидательно проговорил Мишка. — Другое дело, что в одном месте их нарушают, а у нас требуют неукоснительного исполнения. Если вам не нравится это, мы можем вообще не отмечать ваши командировки.
— Да нет, что вы? Мы не в претензии, — заволновалась Фаина Борисовна. — Это Надя по недоразумению сказала…
Надя нервно затеребила стоячий ворот блузки. Видать, и она всерьез приняла Мишкину угрозу. Но глаза у нее прищуренно и, как показалось Кире, насмешливо следили за новоявленным начальством. Они будто бы утверждали, что уж если нельзя пришельцев поставить на место словами, то никто не запретит ей выразить к ним свое отношение взглядом.
Вторая студентка — чернявенькая, в кудряшках — была сдержаннее, скромнее и не встречалась глазами с Кирей. Она сидела вполоборота к окну и делала вид, что ее совершенно не занимает, зачем заявились к ним в избу председатель сельсовета с полежаевским бригадиром, как бы уже заранее предвидя, о чем они спросят, что ответит им их начальница, как они попросят прощения за беспокойство и уйдут исполнять свои прямые обязанности.
Мишка, видно, так же истолковал ее безразличие и загорячился.
— Паспорта, — потребовал он и, пока Фаина Борисовна доставала паспорта, спросил: — Сколько дней пробудете в Полежаеве?
— Да, наверно, дней семь, — опять через плечо ответила Фаина Борисовна. — А потом переберемся в… это… как его…
— Переселенье, — подсказала Надя, не скрывая насмешки.
— Да, да, в Переселенье, — повторила Фаина Борисовна.
— Очень хорошо, — сказал Мишка, неизвестно что одобряя: то ли, что они переедут в Переселенье, то ли, что будут жить в Полежаеве семь дней.