Отец Холланд, узнав о том, что они собираются отправиться в плавание по каналам, неожиданно загорелся искренним энтузиазмом. Выяснилось, что когда он был моложе, то принадлежал к тем людям, которые проводили свободное время по колено в грязи, водорослях и мусоре, очищая и расширяя русло каналов. Он собрал немало книг о внутренних водных путях Англии и как-то потратил целое лето на изучение системы рек и каналов Северной Франции и Бельгии. Он рассыпал перед ними вороха карт и схем. Доставал откуда-то пыльные альбомы с фотографиями. Говорил, что если бы мог, то присоединился бы к ним — замечание интересное само по себе. Но чем большую заинтересованность он показывал, тем больше сомнений возникало у Мередит.
Но она уже не могла ничего сказать. Слишком поздно. Алан сильно увлекся идеей, судя по тому, с каким интересом он слушал священника и разглядывал карты. Было бы нечестно пойти на попятный, когда он настолько поглощен предстоящим плаванием. Алан заслужил хороший отдых. Мередит задвинула свои опасения в дальний угол.
Вдруг ее размышления были прерваны стуком быстрых шагов и свистом тяжелого дыхания за спиной. Она обернулась и увидела отца Холланда собственной персоной. Он едва не бежал по мокрой, вымощенной плиткой дорожке. Вряд ли он так спешил только для того, чтобы догнать Мередит, — видимо, ему срочно нужно было попасть домой.
На священнике был бесформенный зеленый плащ. Обширный капюшон наброшен на густые черные волосы отца Холланда, спасая их от непрекращающегося мелкого дождя. Чтобы не замочить сутану, он поддерживал ее своими ручищами на манер викторианской старой девы, открывая массивные кожаные ботинки — его любимую обувь. В целом он напоминал своим видом фальшивую Донну Люсию в какой-нибудь любительской постановке «Тетки Чарлея». Мередит автоматически отметила, что ботинки священника в грязи. Должно быть, он идет с кладбища. Дверь гаража была открыта, его мотоцикл, на котором он ездил в близлежащие городки — они также являлись частью его прихода, — стоял внутри.
— А, Мередит! — Пыхтя, он поравнялся с ней и смахнул капюшон с головы. Его волосы и борода были растрепаны сильнее обычного, а спокойствия во взгляде имелось куда меньше обычного.
— Что-то случилось?
Беспокойство отца Холланда немедленно передалось Мередит.
— Да… Я должен позвонить в полицию! — Он обогнал ее, бросив через плечо: — Это не займет много времени. Оставьте велосипед на крыльце и входите. Сварите себе кофе…
Он исчез в доме, и захлопнувшаяся дверь оборвала конец фразы. Следуя указаниям отца Холланда, Мередит подняла велосипед на крыльцо и пристегнула его цепью к деревянному столбу — просто на всякий случай. По дороге через холл в кухню, расположенную в дальней части дома, она слышала, как священник разговаривал по телефону. Он неосознанно повышал голос настолько, что почти кричал. Казалось, его о чем-то спрашивали, а он только отвечал. Мередит пропустила начало разговора и поэтому не могла догадаться, о чем идет речь.
— Нет, не трогали, я абсолютно в этом уверен! Накрыли. Брезентом. Нет, больше никто не знает. Кто там сейчас находится? Могильщики, братья Лоу. Они знают об этом! Да, хорошо.
В кухне был беспорядок, чему Мередит ничуть не удивилась. Отец Холланд держал приходящую домработницу, но она не слишком ревностно относилась к своим обязанностям, а сегодня следы ее труда почему-то отсутствовали напрочь. Перед уходом — она заканчивала примерно в два часа дня — она должна была приготовить обед, но, судя по всему, священнику придется обойтись без дневной трапезы — в том случае, конечно, если он не организует ее сам. В центре стола одиноко стояла жестянка мясного супа «Бакстерз».
Мередит решила, что чай будет уместнее, чем кофе. В Англии всякая непредвиденная ситуация требует глотка черного чая. Она включила электрический чайник и достала из буфета щербатый заварочный в виде лебедя. Она уже делала чай на этой кухне. Она знала, что крышка заварочного чайника прилегает неплотно и упадет, если ее не придержать пальцем; что молоко стоит в холодильнике, всегда в бутылке, а не в кувшине; что отец Холланд питает слабость к сухому шоколадному печенью, которое хранится в большой квадратной банке с картинкой, изображающей, как два мальчугана кормят запряженную в повозку лошадь, — в общем, ей были известны все признаки того, что священник живет один. Как и она сама, как Алан, как тысячи других.