С наступлением ночи Йим нашла большую грядку мускусной капусты. Толстые ребристые листья были только что распустившимися и имели соблазнительный глянцево-зеленый оттенок. Свое название растение получило за запах, напоминающий запах скунса. Зажав нос, Йим наелась до отвала, а потом почти всю ночь мучилась от спазмов и отрыжки. Ночь была холодной, и холод, исходивший из ее утробы, еще больше усугублял ситуацию. Когда Йим поднялась на рассвете, у нее были синяки под глазами и тошнота.
Тем не менее, она отправилась на север.
На второй день пути Йим продвигалась плохо. Несколько раз ей приходилось делать широкие обходы вокруг населенных пунктов. Тошнота в конце концов прошла, но голод, пришедший ей на смену, был едва ли лучше. Он мучил ее, высасывая энергию. Во всех своих путешествиях она никогда не чувствовала такой усталости, даже в Лувейне. Йим остановилась пораньше, чтобы проковырять прогнившее бревно крепкой палкой в попытке найти древесных грибов. Вместо этого она заснула с палкой в руках и проснулась от дрожи посреди ночи.
Йим начала третий день пути с растущим чувством отчаяния. Она поняла, что долгая спячка и растущий ребенок истощили запасы ее организма. Кроме того, беременность предъявляла к ней повышенные требования, и главным из них была потребность в питании. Ранняя весна – всегда время нужды, подумала она, и мне понадобится не только зелень и грибы, чтобы выжить. Искать милостыню казалось ей единственным выходом.
Поэтому, продолжая двигаться на север, Йим внимательно следила за тем, нет ли чего-нибудь съедобного, и одновременно искала убежище. Опасаясь предательства, она с осторожностью наблюдала за любым встречным жильем. В разоренном войной регионе их было мало, и инстинкты предостерегали ее от каждого места, которое попадалось на пути. Каждый раз это было лишь смутное ощущение – походка человека или то, как он держит мотыгу, словно оружие, – но Йим прислушивалась к малейшему предчувствию. Так много было поставлено на карту. И все же голод боролся с осторожностью, и с каждым разом уходить было все труднее.
Солнце уже опустилось на небо, когда Йим заметила скромную хижину. Приютившаяся в складках невысокого холма, она казалась не совсем обычной. Как и прежде, Йим спряталась и наблюдала за жилищем издалека. Долгое время единственным признаком жилья был дым, поднимавшийся из трубы хижины. Затем оттуда выскочили две босоногие девчушки. Обеим на вид было не больше шести зим. Они подошли к большому кургану земли, который был покрыт перекрещивающимися досками, образующими что-то вроде грубой крыши. Девочки подняли несколько досок и принялись руками копаться в непокрытом кургане. Земля, очевидно, была рыхлой, так как девушки легко зачерпнули ее.
Йим и раньше видела такие курганы: крестьяне хранили в них коренья. Когда девушки собрали небольшую кучку и стали укладывать доски на место, из хижины вышла женщина с посудой. Йим наблюдала, как женщина рассматривает собранные девочками коренья. Ей нравилось, как женщина притворялась изумленной, словно дети обнаружили сказочные сокровища. Смех девочек разносился по полю – душевный и привлекательный звук. Йим приняла решение. Она поднялась, чтобы отдать свою судьбу в руки незнакомки.
42
До места, где стояли женщина и дети, было всего сорок шагов, но Йим это расстояние показалось гораздо большим. Она медленно и молча пересекла пустое поле, чувствуя легкое головокружение. Увидев ее, незнакомцы уставились на нее. Йим чувствовала их взгляды, но была слишком измучена, чтобы читать их. К тому же она поддалась пассивности и чувствовала себя неспособной уклониться от того, что бы ни решила сделать женщина.
– Куври! Рени! В дом! – сказала женщина.
– Мама, – сказал детский голосок, – что с ней?
– Она попала в беду. А теперь идите!
Когда дочери вбежали в хижину, женщина повернулась, чтобы посмотреть, как приближается Йим. Когда Йим был уже в нескольких шагах, женщина заговорила.
– Зачем ты здесь? Что ты ищешь?
– Доброты.
– В наши дни это редкость. Зачем уходить из дома, чтобы искать ее?
– У меня нет дома.
Женщина посмотрела на пухлый живот Йим.
– Ну, у тебя был мужчина. Где он?
– Погиб во время междоусобицы.
– Вражда закончилась еще осенью.
– Скажи это тем, кто убил моего мужа и сжег наш дом.
– И как долго ты скиталась?
– Я потеряла счет дням. Кажется, целую вечность. Ты... ты хочешь, чтобы я ушла?
Женщина некоторое время молча смотрела на Йим, прежде чем ответить.
– Нет. Это не понравится моему мужу, но пройдемте в дом. Клянусь кругом, ты просто красавица.
Йим почувствовала холодок при упоминании жетона Пожирателя, но было уже слишком поздно что-либо предпринимать, кроме как скрывать свою тревогу и надеяться, что вера женщины была столь же мягкой, как и вера домочадцев Деврена. Действительно, женщина казалась доброжелательной. Когда Йим начала шататься на ногах, женщина поддержала ее, и от этой простой заботы слезы благодарности потекли по грязным щекам Йим. Женщина заметила это и мягко произнесла.
– Я Тарен, дорогая. Как тебя зовут?
– Мириен.
– Ты говоришь не так, как здешние жители.
– Я с севера, но мой муж был из Аверена.
– Он был фалкенцем?
Йим предположила, что Тарен имеет в виду клан. Учитывая недавнюю вражду, вопрос показался ей весьма уместным.
– Я не знаю, – ответила Йим. – Мы никогда не говорили об этом.
Во взгляде Тарен отразилось недоверие, но она не стала оспаривать ответ Йим.
– А когда ты в последний раз ела?
– Сегодня утром я нашла немного грибов.
– Я имею в виду нормальную еду.
– Там был мертвый заяц. Я съела его сырым, – сказала Йим. – Это было три дня назад.
– О, бедняжка.
Куври и Рени с волнением ждали в хижине, и оба сразу заговорили.
– Мама! Мама! Кто она?
– Она умирает?
– У нее есть ребенок?
– Она нищая?
– Разбойница?
– Она стала сумасшедшей?
– Девочки, девочки, дайте мне немного отдохнуть! – сказала Тарен. – Это Мириен, и она не собирается умирать или грабить нас. А просить о милости – не то же самое, что умолять.
– А па? – спросила старшая девочка.
– Мы узнаем, когда он вернется домой.
Затем Тарен подвела Йим к единственному матрасу в однокомнатной хижине. Он был сделан из рулонов соломы, перевязанных веревкой. На нем лежало рваное одеяло.
– Отдыхай, Мириен. Я разогрею кашу.
– Спасибо, Тарен. Кар... э-э... Благослови тебя Господь.
Тарен ничего не ответила. Вместо этого она налила немного воды в горшок, в котором, судя по всему, была холодная каша, немного помешала и поставила горшок на огонь. Когда все было готово, она разбудила Йим. Тарен подвела гостью к скамье у грубого стола, поставила перед ней деревянную миску и зачерпнула из горшка немного каши. Каша получилась комковатой и водянистой, но Йим с удовольствием ее отведала. Две маленькие девочки, видимо, не привыкшие к чужакам, смотрели на нее с широко раскрытыми глазами. Йим старалась есть аккуратно, но поскольку ложки у нее не было, ей приходилось поднимать миску и отпивать глоток. Когда миска практически опустела, Йим поддалась голоду и зачерпнула пальцами последние кусочки, к большому восторгу младшей девочки.
Йим надеялась, что Тарен наполнит миску, но та забрала ее.
– Лучше не есть слишком много сразу, – сказала она. – А вечером, когда придет мой муж, будет вечерний ужин.
– Он сеет? – спросила Йим.
– Нет, он нашел другую работу. Почему бы не отдохнуть еще немного?
Йим заглянула в глаза Тарен, чтобы понять ее мысли. Она не нашла в них обмана, но обнаружила беспокойство. Ее муж беспокоит ее, подумала Йим. Может, и мне стоит беспокоиться? Йим поняла, что, каким бы ни был ответ, она не в состоянии уйти. К тому же уже почти наступили сумерки. Она легла на соломенный матрас и, несмотря на беспокойство, задремала. Йим проснулась только тогда, когда услышала, как Куври и Рени выходят из хижины.