А выходил из храма – и было пусто.
Не грешно ждать результата. Грешно – не понять, что ищешь не Бога, а чувства от Него.
Однажды, весной, после службы, ко мне подошла девчонка. Руки в земле, косынка в репейнике. Сказала:
– Батюшка, можно я к вам посижу?
– Можно, – говорю, – а что случилось?
– Да ничего. Просто плохо. Я всё делаю, как надо: свечку ставлю, молюсь, да только хуже становится. Вроде, должна быть радость, а во мне – пусто. Пусто и тихо. Как в склепе.
Тогда я ещё не знал, что это и есть начало, когда в душе тихо, как в склепе. Потому что шум – это мы. А тишина – это Бог входит.
Я ничего умного ей тогда не сказал. Только пожал плечами и дал ей попить из чайника, что на печке стоял. А она ушла. И я подумал – всё, потерял душу. А она вернулась через два года, и привела мать. Мать – молчаливая, злая, как затупившийся нож. А потом и брат пришёл – весь в татуировках, с подбитым глазом, но поставил свечу – медленно, как будто ставил меч себе в грудь. И остался.
Вот он, результат. Только не мой.
Я видел, как люди стоят в храме – как в очереди, уставшие, чужие. И я сам так стоял. Да, священник. Да, благословляющий. А внутри – как у глухого у стены. Всё говорил, служил, читал – а сердце было зажато, как в кулаке.
И только когда я впервые действительно сказал Богу: “Ничего не понимаю, но остаюсь”, – вот тогда что-то начало меняться. Не как чудо, а как тёплая вода, что капает на камень. День за днём.
Результат, дитя моё, не всегда бывает светом. Иногда он – боль. Иногда – верность, которая не получила ни одного ответа. Иногда – ты сам, с опущенными руками, но не ушедший. Вот это – самый великий подвиг.
Когда ты приходишь в храм и не требуешь. Не надеешься, что сейчас обнимет. А просто стоишь. Как Иов на пепелище. Как Христос в саду. Как мать, у которой умер младенец – и она всё равно молится.
Я однажды спросил старца, ещё в монастыре:
– Отче, а когда приходит благодать?
Он засмеялся. Засмеялся тихо, как смеются старые люди, которые видели смерть и не испугались.
– Когда ты перестаёшь её ждать.
– А что же тогда ждать?
– Ничего. Только быть. И остаться.
Теперь, когда уже трудно стоять на службе, я сижу сбоку. Слушаю, как молодой батюшка поёт: “Со страхом Божиим и верою приступите”. И вижу, как девочка, лет шести, идёт к Чаше. Ступает, как по льду. В глазах страх, в руках – пустой платочек. И я знаю: в её шаге – больше результата, чем во всех моих многословных проповедях.
Потому что результат – это не радость. Это доверие.
Когда у моего хождения в храм появился результат?
Когда я перестал искать его в себе – и начал видеть его в других.
Когда научился любить тех, кто не любит меня. Когда перестал объяснять – и начал слушать. Когда, наконец, понял, что быть рядом с Богом – это не состояние. Это выбор.
Каждый день. Без гарантий. Без света. Без награды.
И в этом выборе – жизнь. Настоящая.
Живая.
Христова.
А теперь пойду. Утреню пропели, а я всё пишу. Но если ты это читаєш, знай: не один ты так спрашиваешь. И если не видишь результата, это не значит, что его нет. Просто Он прорастает глубоко. И когда-нибудь, не зная как, ты вдруг простишь врага. Или не испугаешься тьмы. Или просто улыбнёшься, не потому что весело, а потому что свободен.
И вот тогда…
Тогда ты поймёшь: “Вот он. Вот он – плод моего стояния”.
+
Когда мне было двадцать шесть, я спросил у одного прозорливого старца:
– Батюшка, я хожу в храм, молюсь, исповедуюсь, читаю святых отцов – но душа, как болела, так и болит. Когда же, наконец, будет результат?
Старец посмотрел на меня вслепую, как смотрят те, кто видит не глазами, а сердцем:
– А ты зачем хочешь результат, сынок? Чтобы тебе полегчало? Или чтобы Богу стало радостно от тебя?
Я тогда не понял. Обиделся даже немного. Мне ведь казалось, что я – ревностный. Посты держу. Молитвы знаю. Да и учёба у меня была духовная, не так, чтобы просто. А он… как будто не оценил. А может – наоборот, слишком хорошо увидел.
С тех пор прошло больше сорока лет. И, знаешь, только недавно я начал понимать, о чём он говорил. Не умом – нет, ум и раньше догадывался. Но сердцем – только сейчас.
В юности, как и многие, я думал, что зависть – это порок глупых и злых людей. Умный, духовный, образованный – он ведь не должен завидовать. Он понимает, что каждый имеет свой путь. Что всё – по Промыслу. Что радоваться за другого – добродетель. Думал так… пока не стало болеть.
Не в чужую сторону – в свою. Я не испытывал злобы, нет. Я просто однажды не смог удержать слёз обиды, когда увидел, как молодого новоначального иерея прихожане обступили после службы. Обнимают, хвалят, просят благословения. А я, седой, уставший, стою в углу, и никто ко мне не идёт. Молча снял епитрахиль и ушёл в алтарь.