После этого привели коней, породистыхъ, ретивыхъ, и три раза объехали соперники кругомъ майдана, перегоняя другъ друга, но белый Кантака оставлялъ далеко за собою самыхъ лучшихъ скакуновъ, онъ несся такъ быстро, что пока клокъ пены долеталъ изъ его рта до земли, онъ пробегалъ уже расстояние, равное длине двадцати копий. Но тутъ Нанда сказалъ:
– Съ такимъ конемъ, какъ Кантака, каждый из, насъ обгонитъ всехъ, приведите необъезжаннаго коня, и посмотримъ, кто лучше укротитъ его!
Слуги привели чернаго, какъ ночь, жеребца, Его держали на трехъ цепяхъ, глаза его пылали, ноздри раздувались, грива развивалась по ветру. На немъ не было ни подковъ, ни седла, до сихъ поръ никто не садился на него. По три раза пытался каждый молодой Сакья вскочить на его могучую спину, но, конь приходилъ въ ярость и каждый разъ сбрасывалъ пристыженнаго ездока на песокъ. Одному только Арджуне удалось удержаться несколько минуть, онъ велелъ снять цепи, ударилъ кнутомъ по чернымъ бедрамъ, схватилъ умелой рукой узду и такъ крепко притянулъ челюсти коня, что дикое животное, вне себя отъ злобы и страха, обежало одинъ разъ вокругъ ристалища, но вдругъ оно обернулось съ оскаленными зубами, схватило Арджуиу за ногу, стащило на землю и, наверное, растоптало бы до смерти, если бы подоспевшимъ слугамъ не удалось снова накинуть на него цепи. Тогда народъ закричалъ:
– Не давайте Сиддартхе касаться этого злого духа, въ его печени – буря, его кровь – красное пламя!
Но царевичъ сказалъ:
– Отпустите цепи, дайте мне взять его чолку! Онъ взялъ коня за чолку, спокойно подержалъ его, шепнулъ ему какое-то слово, положилъ ладонь на глаза его, тихо погладилъ его по свирепой морде, по шее, по вздымавшимся бедрамъ, на диво всемъ, черный конь склонилъ гордую голову и стоялъ кротко, покорно, какъ бы признавъ владыку и преклоняясь предъ нимъ. Онъ не шевельнулся, пока Сиддартха садился на него, а потомъ пошелъ ровнымъ шагомъ, повинуясь узде и движению ноги, так-что все присутствовавшие закричали:
– Кончено состязание! Сиддартха всехъ достойнее!
И все женихи согласились: «онъ всехъ достойнее!» А Супрабудда, отецъ девушки, сказалъ:
– Въ глубине сердца мы всегда считали тебя достойнейшимъ, потому-что для насъ ты былъ всехъ милее. Какимъ-то волшебствомъ ты среди розъ твоихъ садовъ, среди твоихъ мечтаний приобрелъ ловкость воина въ большей степени, чемъ другие на войне, на охоте, въ ручныхъ работахъ! Бери же, прекрасный царевичъ, сокровище, которое ты приобрелъ как награду!
По его слову встала красавица индианка съ своего места, взяла венокъ изъ цветовъ могры, опустила черно-золотое покрывало на лобъ и, гордо пройдя мимо всехъ юношей, приблизилась къ Сиддартхе, божественная краса котораго, какъ будто, приобрела теперь новый блескъ отъ близости чернаго коня, покорно склонявшаго гордую шею подъ его рукою. Она смиренно поклонилась царевичу и открыла передъ нимъ лицо свое, сиявшее радостною любовью; на шею его надела она свой душистый венокъ, на грудь его склонила свою прелестную головку и, опустясь къ ногамъ его, произнесла съ горделивою радостью:
– Возьми меня, царевичъ, я твоя!
И весь народъ ликовалъ, когда они пошли вместе, рука объ руку, съ сердцами, бьющимися взаимною любовью. Черно-золотое покрывало ея было вновь опущено на лицо.
Значительное время миновало, настало просветление, ученики Будды стали спрашивать его обо всемъ и, между прочимъ, почему у нея было это черно-золотое покрывало и почему шла она такою гордою поступью. Всепочитаемый отвечалъ имъ:
– Мне это было неизвестно, хотя казалось наполовину известнымъ: колесо рождения и смерти обращается, и вместе съ темъ возвращаются давно прошедшия события и мысли, возрождаются давно погребенныя жизни. Я вспоминаю теперь, что мириады летъ тому назадъ, я, въ виде тигра, рыскалъ по лесамъ Гималайскихъ горъ вместе съ подобными мне голодными полосатыми зверями. Я, Будда, я прятался въ траве и блестящими глазами следилъ за стадами, которыя паслись около моего убежища и приближались ко мне, не чуя смерти, а ночью, при звездахъ, я рыскалъ за добычей дикий, ненасытный, вынюхивая следы людей и зверей. Среди животныхъ, съ которыми я сходился въ то время, я встретилъ где-то въ глубокомъ болоте или въ густомъ тростнике тигрицу, самую красивую изъ всехъ самокъ, изъ-за которыхъ бьются самцы. У нея была черная шкура, съ золотыми полосами, какъ то покрывало, которое Ясодхара надела для меня. У насъ въ лесу велись ожесточенныя битвы зубами и когтями, а гордая тигрица лежала и смотрела, какъ мы терзали другь-друга изъ-за обладания ею. И я помню, какъ, наконец, она, мурлыча, прошла мимо царей леса, побежденныхъ мною, ласково облизала мои вздымавшияся от усталости бедра и гордо последовала за мною в чащу предаться утехамъ любви. Колесо рождения и смерти вечно обращается сверху внизъ, снизу вверхъ!