— Лежи, любимая, ничего не бойся. Это, наверное, кого-то ищут и по ошибке постучались к нам. — Он зажег лампу и босиком прошлепал к двери. Поднял щеколду. В комнату, окутанные клубами холодного воздуха, один за другим вошли трое незнакомых мужчин. Двое были в военной форме, и в руках у них поблескивали револьверы.
— Ваше имя? — спросили Бадрангуя.
— Хандын Бадрангуй!
— Где работаете?
— На первой шахте.
— Откуда родом?
— Из Хантайширского аймака, Бусхайрхан-сомона.
— Все сходится. Одевайтесь, да поживее. Вот постановление о взятии под стражу Хандына Бадрангуя, уроженца названных вами мест.
Бадрангуй растерянно повертел в руках ордер на арест — он ничего не понимал и оттого не знал, как вести себя в создавшейся ситуации. То, что сейчас происходило, казалось ему настолько нереальным, будто происходило во сне, он все делал невпопад и, поглощенный тревожными думами, услышал, как ему сказали:
— Вы не на ту ногу надеваете гутулы, переоденьте!
Лишь тогда Бадрангуй начал понемногу приходить в себя. Только теперь до его сознания дошло, что случилось непоправимое. Тем временем девушка тоже оделась и молча стояла в сторонке.
— Вы и ее забираете? — угрюмо спросил Бадрангуй.
— Нет, нет!
У него немного отлегло от сердца.
— Долгор! — Он впервые назвал ее по имени и не поверил собственным ушам. Обычно он говорил ей «любимая» или «дорогая».
— Долгор! Куда ты собираешься? Оставайся дома! Я уверен, что произошла какая-то нелепая ошибка. Клянусь тебе, я не сделал ничего дурного и не причинил никакого вреда своему народу, а значит, я скоро вернусь!
— Поторопитесь! — приказали Бадрангую.
Долгор вцепилась в полы его дэла.
— Не пущу! — закричала она. — Не отдам! — И двое военных с трудом оторвали ее от Бадрангуя.
На улице дул холодный ветер, высоко в небе сияли звезды. Бадрангуй шагал, низко опустив голову, и без конца задавал себе один и тот же мучивший его вопрос: «За что? Ну за что?»
Долгор в неподвижной позе сидела на кровати. Она не могла осмыслить происшедшего. Только что рядом был человек, которого она считала своей прочной и надежной опорой, которого беззаветно любила и которым была любима. И внезапно все кончилось, едва начавшись. Она закрыла лицо руками и уткнулась в подушку. Только сейчас здесь покоилась во сне голова Бадрангуя, и подушка, казалось, хранила еще его тепло, вскоре она взмокла от слез, а Долгор все плакала и плакала. Сколько прошло времени, она не знала, когда скрипнула дверь и в комнату тихо вошла старшая сестра.
Сестра села рядом с Долгор, прижала к груди ее голову, пригладила растрепанные волосы. От теплого участия молодая женщина зарыдала в голос.
— Возьми себя в руки, — решительно и строго сказала старшая сестра. — Вспомни поговорку: горе величиной с гору часто оказывается величиной с зайца! Если человек не виновен, его отпустят. А вдруг виновен? Змею, ту сразу видать, а нутро человека скрыто от чужих глаз. Сейчас мы ничего определенного предположить не можем. Одно скажу: вернется Бадрангуй вскорости — встретишь его с радостью. Ну, а если не вернется — знать, так тому и бывать. Тогда самое время о себе позаботиться. — Женщина понизила голос. — Времена нынче тревожные, всяко бывает!
Мало-помалу Долгор успокоилась, поднялась с кровати, умылась холодной водой, которая окончательно привела ее в чувство. Пока она причесывалась перед крошечным зеркальцем, сестра убрала постель, привела в порядок разбросанные по комнате вещи. Тем временем и солнце взошло — занимался новый день. В юртах приоткрыли тоно, потянулись в безоблачное небо голубоватые струйки дыма. За окном беззаботно щебетали птицы. У кооперативной лавки толпились женщины в ожидании новых товаров. Стайки веселых ребятишек носились по улицам поселка. На шахтах работа шла своим чередом. Из окон шахтерского клуба доносилась музыка. И все это никак не вязалось с настроением Долгор. Ведь для нее жизнь кончилась. Вчерашний лучезарный мир, в котором жили они с Бадрангуем, рухнул, и все окружающее странным образом отделилось от молодой женщины, отодвинулось за четко обозначенную черту, переступить которую она не могла. «В жизни человека бывает всякое, — старалась она утешить себя. — И если на дереве засыхает одна ветка, оно от этого не погибает. Я должна мужественно бороться со своим горем». Ведь было время, когда она жила одна, без Бадрангуя. Как знать, может быть, он и в самом деле что-то скрывал от нее. Значит, не доверял. Долгор никогда не отличалась твердостью характера. Женским уделом она считала мягкость и покорность. Она часто сокрушалась по поводу того, что сила, именуемая любовью, внезапно вознесла ее так высоко и почти мгновенно безжалостно бросила в бездну горя. Теперь в ней постоянно боролись любовь и сомнения. Порой случившееся казалось ей всего лишь дурным сном. Но это был не сон. Она осталась совсем одна. Подругами она обзавестись не успела, а сестра при каждом удобном случае заводила разговор о Бадрангуе и без конца бередила душу Долгор. На работе, стараясь не замечать сочувственных взглядов сослуживцев, она делала вид, что ничего не произошло, а если и произошло, то ее совершенно не касается.