— Да я же тебя не уговариваю, честное слово! Просто хочу понять для себя, почему ты так уперлась. Может, все-таки объяснишь?
Крис хотела сказать все начистоту, но вовремя спохватилась… Нет, так не пойдет. Надо что-то ответить… Нет… Наконец она прислонилась к столу и пристально посмотрела на Ивена.
— Знаешь, не то чтобы я не любила, когда обо мне говорят, — задумчиво проговорила она. — На самом деле я ничем не хуже других, кого показывают по телевизору или берут интервью для радиопередач. Я люблю славу и внимание не меньше любого другого. Но то, что со мной случилось, это… понимаешь, это слишком личное. Я терпеть не могу, когда мне лезут в душу, копаются, исследуют… Понимаешь?
Увидев так близко серые глаза Крис, услышав ее простые, искренние слова, Ивен почувствовал, как ему сдавило горло. Забыв о том, как только что убеждал себя, что к Крис прикасаться не следует, он повесил полотенце на спинку стула и взял Крис за руку. Рука у нее была мягкая и прохладная, ее пальцы казались совсем тонкими в его широких, крепких ладонях. Крис вздрогнула, но руки не отняла.
— Понимаю, — тихо сказал Ивен. — Наверно, я тоже этого не люблю.
— Тогда зачем ты здесь?
Ивен пожал плечами, посмотрел на их сплетенные руки, погладил пальцем нежную кожу у запястья.
— Что сделаешь. Работа у меня такая.
— Лезть людям в душу?
Он улыбнулся с явной иронией.
— Ты просто представить не можешь, как много на свете людей, которые любят, когда им лезут в душу. В наше время скромность и желание остаться в тени считается чем-то ненормальным.
— Ну ладно, можете считать меня старомодной, но мне кажется, что я имею право хранить свои тайны.
Крис опустила глаза на свою руку. И почему она позволила ему эту вольность? Кожа у него была грубая и гораздо темнее, чем у нее, и, что самое интересное, в этом контрасте была своеобразная гармония.
Пальцы Ивена поглаживали ее нежную кожу, к которой так давно не прикасалась мужская рука, и сердце у нее забилось быстрее. Жар пробежал по руке, как огонек по бикфордову шнуру, опалил груди, спустился вниз, меж бедер…
«Ох!» — подумала Крис. И все это от единственного прикосновения совершенно чужого человека? То, как ее тело отзывалось на эту невинную ласку, пугало ее. Она изо всех сил старалась унять дрожь.
— Послушай, давай все-таки закончим с посудой!
Она вырвала руку и вновь открыла кран.
Несколько мгновений Крис чувствовала спиной его горячий взгляд, потом он взял в руки полотенце.
— Слушаюсь, мэм!
Некоторое время в кухне слышался лишь шум воды. Крис неторопливо мыла чашки, Ивен их вытирал. Потом Крис решила, что уже достаточно успокоилась и может говорить без дрожи в голосе, и сказала тоном, как ей казалось, светской беседы:
— Вы всегда хотели быть писателем?
— Не-ет! Сперва я хотел стать ковбоем. Потом пожарником. Но в двенадцать лет я написал стихотворение для одной девчонки из нашего класса, которая не обращала на меня внимания. А когда прочла, сразу обратила. Даже позволила мне поцеловать себя. Я и решил, что если это путь к завоеванию женщин, то я непременно стану писателем.
— Ничего себе источник вдохновения! — сухо заметила Крис. Она подала ему последнюю чашку и завернула кран. — Ну и, разумеется, у вас большой дом в Голливуде, и вы каждый вечер посещаете всякие премьеры, просмотры, вечеринки, приемы, коктейли?
Она досадливо прикусила губу — ей хотелось бы, чтобы эти слова прозвучали более язвительно. Он не мог не заметить легкой зависти в ее голосе. Небось теперь решит, что она дура…
Крис свое детство провела в детском доме, и кино было единственной отдушиной в этой тусклой безрадостной жизни. Кинотеатры, журналы со скандальными историями из жизни актеров и режиссеров… Ее детские фантазии никогда не оставляли ее, они как бы составляли часть захватывающего, яркого, насыщенного мира кино. Да, она всегда благоговела перед звездами — потому и позволила Марле приехать сюда. Она вовсе не собиралась продавать актрисе права на свою жизнь — просто не могла устоять перед возможностью наяву увидеть одного из кумиров своего детства.
— Опять не угадала, — сказал Ивен. — Нет у меня большого дома в Голливуде. А потом, от природы я отшельник и на вечерах бываю очень редко. У меня есть дом в Малибу…
— У моря, да? — Не совсем у моря, но он стоит на вершине горы, и море оттуда видно. Разве это так важно? — улыбнулся он. — У меня есть телескоп, и в него можно наблюдать, как в море играют дельфины…
У Крис опять сдавило горло. Она сглотнула и нахмурилась. Взяла с вешалки другое полотенце, вытерла руки.
— Я на море ни разу не была.
— Серьезно?
Ивен действительно удивился. Потом добавил эту деталь к общему впечатлению — получалось скучная, серая, однообразная жизнь. И при всем при том — у нее высокие принципы: не согласилась же она продать свою историю. Держалась она отважно и вызывающе, но чувствовалась в ней печаль и какая-то напряженность. Это было скрыто глубоко, но звучало отчетливо, как колокол в тумане.
Он никогда не подпускал женщин слишком близко, никогда не позволял им слишком сильно задевать себя. У него был девиз: «Не бери в голову!» Но эта женщина произвела на него сильное впечатление. Такого с ним давно не бывало, это чувство было для него скорее приятным. Сейчас Ивен хотел, чтобы она улыбнулась, хотел бы что-то дать ей…
Сделать для нее что-нибудь хорошее? Заставить ее улыбнуться? Берегись, парень! Разумнее всего было бы немедленно смыться отсюда и утащить с собой Марлу. Но сегодня он не подчинялся голосу разума…
— Ты что, правда никогда не видела моря? — недоверчиво спросил он, вешая полотенце.
— Ну, если не считать того, что я четыре раза смотрела «Челюсти»…
Ивен улыбнулся.
— Да, это, конечно, здорово, но все-таки не совсем то. Ты приезжай в Лос-Анджелес — я тебе гарантирую первоклассный тур: море, рестораны, Голливуд — все, что хочешь! Только скажи!
С лица Крис тотчас исчезла всякая мягкость. Она опустила глаза, аккуратно свернула посудное полотенце, повесила его на край раковины.
— Большое спасибо. Ты очень хорошо ими воспользовался.
— Чем?!
— Своими «методами убеждения». Марла может гордиться тобой.
У Ивена было такое чувство, словно его ударили под дых.
— Стоп! — Он схватил Крис за плечо и развернул лицом к себе. — Это не имеет отношения к Марле! Понятно? Ни малейшего!
— Серьезно?
— Серьезно. Я вовсе не хочу, чтобы ты заключила с ней эту сделку, ясно? Я даже очень рад, что ты не согласилась. Нашелся хоть один человек, который не ищет сиюминутной славы!
— Тогда будь любезен, объясни, зачем ты заманиваешь меня этой поездкой в Лос-Анджелес?
Подозрение в ее взгляде окончательно вывело его из себя. Да, он циник, да, он вертопрах, да, он закоренелый холостяк — но он никогда еще не использовал женщин в корыстных целях!
— Это другое, — пробормотал он. — Это… Это вот что!
И он прильнул губами к ее рту. Он и сам не мог понять, что хотел выразить этим поцелуем. Но когда губы их соприкоснулись и Ивен услышал, как Крис прерывисто вздохнула, его переполнило какое-то нежное и теплое чувство.
Господи, какая она славная! Сладкая… Жаждущая ласки… Ивен медленно раздвинул ее губы языком и коснулся внутренней поверхности ее рта. Он почувствовал, как ее язык ответил ему — сперва робко, потом все уверенней. Ивен притянул ее ближе, так что упругая, высокая грудь Кристи прижалась к нему.
— Мама! Мама!
Услышав детский голос, Крис ахнула и оттолкнула Ивена. Хлопнула калитка, раздался быстрый топот ног по ступенькам, и другой голос, принадлежавший уже девочке, крикнул:
— Мама, перед нашим домом машина, а в машине угадай кто сидит?
— Мама, там настоящая Марла Симон! — перебил ее мальчик.
Крис повернулась к двери, и вовремя: в кухню влетел маленький реактивный снаряд и повис у нее на шее. Мгновением позже вбежал еще один ребенок и обнял ее за ноги.
— А ну потише! — окликнула их Крис. — Осторожней, ребята, так ведь и с ног сбить недолго!
У девочки, которая бросилась на шею Крис, были прямые светлые волосы, нежная, чуть ли не прозрачная кожа с легким румянцем, губы у нее были вымазаны шоколадом, и глаза — такого же шоколадного цвета. И тут оба они: девочка и мальчик — на несколько лет старше, с серыми, как у Крис, глазами, — заметили Ивена.