Свет
СВЕТ
Пелагия Ивановна умирала. Соседка по лестничной площадке, Люба, сидела у ее раскладного дивана уже несколько часов, и отлучалась домой лишь когда ей казалось, что звонит телефон, хотя отсюда его слышно не было.
Возраст Пелагии Ивановны был более чем почтенный – девяносто три года, и участковый врач, округлый Александр Гаврилович, честно навестивший ее, отозвал Любу в коридор, и тихо сказал, что за всю его практику это, пожалуй, второй случай, когда человек умирает именно от старости, а не от какой-то болезни, потому что организм старушки работал хоть и слабо, но без каких-либо отклонений. Он просто угасал.
Любе не было особого дела до того «первого» случая, на который ссылался Александр Гаврилович, потому что она любила Пелагию Ивановну, и эта совсем чужая бабушка, занимала в ее душе сейчас больше места, чем любой из пестрых родственников, или других соседей, населявших их некогда шумный подъезд. Поэтому Люба не стала входить в медицинские подробности, а только медленно кивала головой куда-то в сторону, и лишь спросила – правда ли, что никаких лекарств не нужно? Александр Гаврилович как-то растерянно выдохнул сквозь усы, почесал шею и посоветовал купить, что ли, поливитамины, но не объяснил зачем.
И вот тут у Любы правда затрезвонил телефон и, спотыкаясь о собственные тапочки, она поспешила к себе. Звонил громкий и радостный племянник. Звонил из Домодедова, где, как он говорил, ему едва удавалось следить за горой чемоданов и сумок, которые он с превеликим трудом дотащил от сектора выдачи багажа. А что делать дальше он почти не знает, и ждет ее, и дядю Гену. Дядя Гена был старинный знакомый-таксист, который выручал и Любу, и многих тут во дворе, когда надо было что-то или кого-то перевезти.
У Любы так всё и заныло внутри, – Господи, как же она могла забыть про племянника!? Что ж это с памятью творится? Он же только вчера днем звонил из Новосибирска, и просто завалил ее рассказами о повышении, о новой работе в Москве, о квартире, которую ему снимет через месяц фирма, и потому просит – легко так и радостно – приютить его на этот небольшой финансовый период, пошутил он. Она и согласилась. А могла как-то иначе? Нет, не могла. И сказала: «Да-да, Андрюша, конечно…». Но позвонить дяде Гене уже не успела – она вышла на площадку, вынуть газеты из ящика, и обернулась на звук разбившегося стакана. Дребезг был из квартиры напротив, где и жила Пелагия Ивановна. Позвонив, постучав и безуспешно подергав ручку двери, Люба пошла за дубликатами ключей, которые Пелагия Ивановна отдала ей пару лет назад…
…По счастью старушка не упала, а только столкнула с тумбочки стакан. Она уже была в кровати, и только как-то непрямо смотрела в потолок. Люба замела осколки и набрала номер поликлиники. «Ждите не раньше семи вечера – вызовов сегодня много…», сказали ей далеким голосом из регистратуры.
Люба, не понимая, что надо делать, бродила по навсегда запущенной квартире, рассматривала немногочисленные фотографии, на которых никого не узнавала, что неудивительно – она не видала родственников Пелагии Ивановны. Когда Люба с ней заговаривала, то Пелагия Ивановна только тихо улыбалась и что-то шептала, но разобрать слова не получалось.
И вот теперь надо было ехать в аэропорт. И бросать Пелагию Ивановну одну. Одну? Получается так.
– Вы тут побудьте, Пелагия Иванна, мне ненадолго уйти надо, – промямлила Люба, но никак не могла встать. Она неловко погладила руку старушки и, глубоко вздохнув, пошла к себе – при этом она несколько раз притормаживала по пути, и даже оглядывалась, но Пелагия Ивановна смотрела невнятно, то ли ей вслед, то ли еще куда, и ничего не говорила. Уже выйдя из квартиры, Люба так потерялась, что долго гремела ключами в руке, не зная – запирать дверь или нет?… И уже сидя в машине, она никак не могла вспомнить поворота ключа… Дядя Гена, по счастью, был дома, и, что удивительно, не отказался ехать в такую даль на ночь глядя. Лишь расспросил про Пелагию Ивановну, покачал головой, и всю дорогу почти не говорил…
…Пелагия Ивановна услышала похрустывание замка и открыла глаза. Увидела потолок. «Видно Люба что-то позабыла…», подумалось ей. Она скосила глаза на стул, но увидела не Любу, а чьи-то ноги, в затертых серых брюках. Подняв глаза, она улыбнулась.
Миша… Здравствуй… Как же тебя давно не было.Прости, не мог я. Только сейчас получилось, – улыбнулся он в ответ.А где же свитер, который я тебе связала? Тот, пушистый?Вот он, –Миша чуть распахнул пиджак и она разглядела краешек свитера. Он был белый-белый, как только что стираный. Даже как будто с искоркой.
А я тебе тогда всё писала, писала…Знаю, я их все получил.А как же это мне всё говорили: «Без вести, без вести пропал…».Да, родная, прости, без вести. Но не пропал – видишь, я же здесь.