Я работал без устали. Нервное ожидание открытия побуждало меня делать постоянные проверки, которые в свою очередь вели к новым проверкам, с целью установить различные условия происхождения этого явления и умножить доказательства его действительного существования.
Бесполезно входить здесь в подробности, зарегистрированные в высшей степени аккуратно в изданных отчетах Академии, в Zeitschrift für physiologische Chemie и в других журналах. Достаточно сказать, что в течение немногим более месяца мне удалось определить условия, в которых сокращение мускулов сопровождается световыми излучениями, с достоверностью установить отсутствие восстановляющего действия живых тканей на чувствительные эмульсии и сделать видимыми для глаза происшедшие световые явления либо путем передачи их колебаний флуоресцирующим веществам, либо непосредственным восприятием сетчатою оболочкою.
Моя лаборатория была в это время пуста. Со мною работал только доктор Эрцкий, бывший моим ассистентом в течение одного года. Я знал его, как работящего, интеллигентного и безупречно честного человека, и питал к нему чувство искренней и глубокой дружбы. Я думаю, что он питал ко мне то же самое, но либо из за нашего взаимного положения, либо вследствие общего для вас обоих нерасположения к излияниям чувств, мы никогда не переступали во внешних отношениях пределов искреннего и честного чистосердечия.
Я принял Эрцкого в ассистенты, благодаря настояниям моего дорогого и уважаемого учителя Н., которого я встретил в предыдущем году на конгрессе немецких естествоиспытателей в Мюнхене. Н. весьма тепло отозвался о своем соотечественнике, рассказал мне о его образованности и усердных исследованиях и настоял на том, чтобы я увез его с собою в Италию с целью удаления его из родины. Эрцкий был поляк и происходил из очень состоятельной аристократической семьи. Подобно многим в Германии, он дошел до экспериментальных наук путем изучения философии. Эта эволюция соответствует той, которую человеческий ум прошел в течение веков. Люди, которые напрасно искали в отвлеченной философии разрешения конечных проблем, волнующих человечество, оказываются необычайно хорошо вооруженными для разрешения менее сложных проблем точных наук.
Во время учения в берлинском университете Эрцкий влюбился в одну польку, женился на ней и увез в Варшаву. Несчастная женщина с самого начала обнаружила редкую подлость и нравственную испорченность. Через несколько месяцев после свадьбы она бросила мужа, украв у него огромную сумму денег, и убежала с русским авантюристом. Молодой человек, в котором это несчастье убило всякий интерес к жизни, подарил убежавшей жене значительную часть своего имущества, не с целью призвать ее обратно, но для того, чтобы не допустить ее до ужасного состояния, до которого нищета заставила бы ее спуститься.
Женщина приняла подарок, сделанный при таких обстоятельствах и продолжала вести свой легкомысленный образ жизни. Она не скрывала ни своей личности, ни фамилии и даже выставляла их на показ, с целью завоевать и известность и репутацию, которые составляют, повидимому, высшую гордость этих созданий. Будучи кафешантанною артисткою, она выставляла на сцене свою красоту, сверкая фамильными бриллиантами, а уважаемая аристократическая фамилия мужа на афише привлекала толпы падких на скандал людей.
Эрцкий добился развода, чтобы устранить это безобразие и удалился в Польшу, а затем уехал в Петербург к Н. в лабораторию экспериментальной медицины и ушел с головою в мельчайшие исследования физиологической химии.
Н., который знал его и наблюдал за ним, ежеминутно опасался какого-нибудь серьезного решения, которое тот мог принять, если бы путешествующая шансонеточная певица случайно появилась в Петербурге. Кроме того, он боялся вредного действия на его душу климата и сумрачных зим.
Услышав эту печальную историю, я сейчас же попросил представить мне доктора Эрцкого и прямо предложил ему место ассистента. Подумал ли он, что я знаю его прошлое, что Н. и я пожалели его — этого я не знаю. Он принял предложение, подробно установив предварительно свои обязанности и средства для исследований, которые он получит в свое распоряжение. Крепкое рукопожатие мне и Н. было, может быть, единственным проявлением того, что он скрывал в глубине души. И он уехал со мною в Италию.
Когда я заговорил с ним о своем открытии, он обнаружил удивление и радость, оживился и сразу указал на тысячу явлений для проверки. Он сухо и положительно рассуждал о факте, но часто прерывал свои рассуждения возгласом: „Es ist doch schön! Как это прекрасно“ Затем он снова продолжал чисто-научные рассуждения и с завидною ясностью и широтою взгляда начертал путь, по которому должно было развиваться открытие. Мы вместе представили себе способ проникнуть во внутренность тела с целью установить, развивается ли там свет во время деятельности органов.