Байрон умолкает и смотрит, бросает взгляд на человека за столом. Хайтауэр не шевельнулся. Лицо его за парой отсвечивающих стекол обливается потом.
-- Явился шериф, и пожарная команда явилась. Но сделать ничего не могла, потому что не было воды для брандспойта. И старый дом горел весь вечер, я видел дым с фабрики и еще ей показал, когда пришла, потому что не знал ничего. А мисс Берден отвезли в город, и в банке лежала бумага, в которой было написано, что с ней делать, когда она умрет. Там было написано, что на Севере, откуда она приехала, -- родня ее откуда приехала, -- у ней есть племянник. Племяннику отбили телеграмму, а через два часа пришел ответ, что племянник заплатит тысячу долларов за поимку убийцы.
А Кристмас с Брауном скрылись. Шериф дознался, что в хибарке жили, и тут все сразу начали рассказывать про Кристмаса и Брауна -- все, которые помалкивали, покуда один из них или оба вместе не убили эту даму. И до вчерашнего вечера ни того, ни другого найти не удавалось. А деревенский тот не знал, что пьяный, которого он в доме встретил, был Браун. Люди стали думать, что они сбежали -- и он и Кристмас. А потом, вечером вчера, Браун объявился. Уже трезвый -- вышел часов в восемь на площадь и стал кричать, как ненормальный, что это Кристмас ее убил, и требовать тысячу долларов. Позвали полицейских, отвели его к шерифу и сказали, что деньги будут его, как только он поймает Кристмаса и докажет, что это сделал Кристмас. И тогда Браун сказал. Сказал, что, когда они с Кристмасом познакомились, Кристмас уже три года жил с мисс Берден. Сперва, Браун говорит, -- когда он поселился в хибарке у Кристмаса, Кристмас ему сказал, что все время тут ночует. А потом, говорит, он однажды ночью не мог уснуть и услышал, как Кристмас вылез из постели, подошел, постоял над его койкой, вроде как прислушиваясь, а потом на цыпочках -- к двери, отворил ее тихонько и вышел. И Браун сказал, что он тоже поднялся и -- за Кристмасом, и видит, как тот подошел к большому дому и вошел с черного хода -- то ли, значит, его оставили для Кристмаса открытым, то ли ключ у него был. Тогда Браун вернулся в хибару и лег. Но не мог, говорит, уснуть -- такой его смех разбирал, то Кристмасу перехитрить его не удалось. Лежал он так с час примерно, а потом Кристмас вернулся. И тогда, он говорит, совсем уже не мог удержаться от смеху и сказал Кристмасу: "Ну, ты и прохвост". И тогда, он говорит, Кристмас прямо замер в темноте, а он лежит, смеется над Кристмасом, -- мол, не такой уж он, выходит дело, ловкач, и все прохаживается насчет седых волос и насчет того, что, если Кристмас хочет, он согласен чередоваться с ним -- по неделе, в уплату за жилье.
Потом он сказал, как он понял в ту ночь, что рано или поздно Кристмас убьет ее или еще кого-нибудь. Он, значит, лежал, смеялся и думал, что Кристмас опять собирается спать, -- а Кристмас вдруг чиркнул спичкой. Тогда он, говорит, кончил смеяться, только лежал и смотрел, а Кристмас зажег фонарь и поставил на ящик возле койки Брауна. И Браун говорит, что он больше не смеялся, только лежал, а Кристмас встал над его койкой и смотрит на него сверху. "Ну, ты нашел себе потеху, -- Кристмас ему говорит. -- Будет над чем посмеяться завтра вечером, когда расскажешь в парикмахерской". И Браун говорит, он не понял, что Кристмас взбеленился, и вроде тоже огрызнулся, но не так, чтобы его разозлить, и тут Кристмас говорит ровным своим голосом: "Недосыпаешь ты. Слишком долго не спишь. Тебе, пожалуй, надо больше спать", -- а Браун спрашивает: "На сколько больше? -- и Кристмас говорит: "Может -навсегда". И Браун говорит, он понял тогда, что Кристмас взбеленился и дразнить его не стоит, и сказал: "Разве мы не друзья? С чего это я буду трепаться про чужие дела? Ты моему слову не веришь? -- а Кристмас сказал: "Не знаю. И знать не хочу. Но ты моему слову можешь поверить". И посмотрел на Брауна. "Можешь?" И Браун говорит, он сказал "да".
И стал говорить, как он боялся, что однажды ночью Кристмас убьет мисс Берден; шериф спрашивает, -- как же так он не удосужился сообщить о своих опасениях, а Браун говорит, он подумал, что если ничего не скажет, то сможет там жить и помешать этому, а полицию не беспокоить, -- и шериф вроде как хрюкнул и сказал, что это со стороны Брауна очень любезно и что мисс Берден наверняка бы поблагодарила его, если бы знала. И тут, я думаю, до Брауна дошло, что у него, значит, тоже рыльце в пуху. Потому что он принялся рассказывать, что машину Кристмасу купила мисс Берден, и как он уговаривал Кристмаса бросить торговлю виски, пока они оба не попали в беду; полицейские смотрят на него, а он все быстрей и быстрей говорит, все больше, больше -что он, дескать, проснулся в субботу рано и видел, как Кристмас встал на рассвете и ушел. И он, дескать, знал, куда идет Кристмас, а часов в семь Кристмас вернулся в хибарку, стал и смотрит на Брауна. И говорит: "Я сделал это". Браун: "Что сделал?" А Кристмас говорит: "Поди в дом, посмотри".
И Браун сказал, что он испугался, но в чем дело, даже не подозревал. Он говорит, от силы думал, что Кристмас мог ее избить. И говорит, что Кристмас опять вышел, а он встал, оделся и, когда разводил огонь, чтобы приготовить завтрак, случайно выглянул за дверь и увидел, что вся кухня в большом доме горит.
"В котором часу это было?" -- шериф спрашивает.
"Часов в восемь, наверно, -- Браун говорит. -- Когда человек встает? Если он не богач. А я, видит бог, не из них".
"А о пожаре, -- шериф говорит, -- сообщили только к одиннадцати. И в три часа дня дом еще горел. Вы что же хотите сказать -- старый деревянный дом, пусть даже большой, будет гореть шесть часов?"
Браун сидит, смотрит туда-сюда, а они -- вокруг наблюдают за ним, кольцом окружили. Браун им; "Я вам правду говорю. Вы же сами просили". А сам туда-сюда смотрит, головой вертит. А потом чуть ли не в крик: "Почем я знаю, сколько было времени? Вы что думаете -- человек, который заместо негра, раба на лесопилке горбатится, такой богач, чтобы часы носить?"