Света заметила Гиви, который только что вышел из туалета и направлялся в купе. Он был выбрит и бодр, чего нельзя было сказать о Свете. Ей не хотелось встречаться с ним взглядом, и она отвернулась, якобы разглядывая пожелтевшую афишу о технике безопасности. Гиви не заметил её, прошёл мимо, обдав запахом уже знакомого одеколона.
Когда подошла её очередь, воды в туалете уже не было, а на унитаз было невозможно смотреть, не говоря уже о том, чтобы справлять туда свои потребности.
Свете удалось вымолить у Степаныча бутылку минеральной воды. В тамбуре, где толпились курильщики, она тщательно протёрлась полотенцем и почистила зубы, игнорируя их изумлённые взгляды. Ей, конечно же, было бы удобнее сделать это в купе, но она ещё больше стыдилась Гиви и лейтенанта. Света вообще не представляла, как теперь следует вести себя в их присутствии. Ей вдруг захотелось выбить проклятую вагонную дверь и бежать до изнеможения, вдыхая чистый, душистый запах трав и больше никогда не возвращаться в этот протухший, заеложенный вагон. Ей хотелось навсегда затеряться в необъятных степных далях, превратиться в гоголевскую лиловую волошку и в один сезон расцвести, дать плоды и увянуть навеки…
Перед тем как войти в купе, она, сама не зная почему, перекрестилась.
Гиви аккуратно складывал свой чемодан. Лейтенант демонстративно листал
истрёпанные «Аргументы и факты».
Гиви повернул голову.
– Доброе утро.
– Доброе утро, – выдавила она из себя и, чтобы не смотреть на него, стала лихорадочно рыться в сумке.
Наткнувшись на обратный билет из Каменца на сегодняшний вечер, подумала, что он был, по всей вероятности, уже не нужен. Света не знала, доберётся ли вообще когда-нибудь до Каменца; и даже если доберётся, то денег, чтобы вернуться в Киев, у неё всё равно не было.
– Ну что, полегчало? Как голова? – заботливо справился лейтенант.
– Так себе.
– У тебя что, галава болит? – встрепенулся Гиви, – так похмелиться нужно.
…На следующее утро, вместо Каменец-Подольского, Света сошла с поезда во Львове, с Гиви.
Он познакомил её со своим братом и его семьёй, которая по вполне понятным причинам не особо обрадовалась нежданной гостье. Поэтому в тот же день, после обеда, поимев Свету на прощание, Гиви проводил её на вокзал, где купил обратный билет до Киева.
Но забастовки продолжались, и Светин поезд отменили. Вместо поездов выделили автобусы, дублирующие маршрут. Нужно было обменять железнодорожный билет на соответствующий автобусный купон.
После двухчасовой очереди Свете удалось получить заветный купон, но тут она с ужасом обнаружила, что её автобус отправляется только в одиннадцать вечера и ей придётся торчать на ненавистном вокзале ещё семь часов. В город идти не хотелось, краеведческое любопытство давно угасло, и она уже начала моститься на жалком клочке газона, чтобы поспать часок-другой, но тут кто-то внезапно схватил её за локоть.
– Тебе на Киев? Там ещё один автобус отправляется через десять минут, – захлёбывалась бывшая соседка по очереди, – беги, может, успеешь!
И Света побежала.
Но её купон там не действовал. Нужно было покупать новый билет.
Измученная, но не сломленная, Света теперь хотела только одного: уехать, не дожидаясь вечера, любой ценой. Без копейки в кармане, она решилась на то, чего раньше никогда не делала. Взять взаймы.
Для этой цели присмотрела добродушного провинциала средних лет, пассажира вожделенного автобуса. Пустив в ход женские чары, она поклялась-побожилась, что вернёт ему сумму тотчас же по прибытии в Киев, и сердобольный дяденька согласился купить ей билет.
Зная, что из воспитательных соображений мать, конечно, денег не даст, Света очень рассчитывала на подругу Нину, обласканную её щедротами. «Она не может не помочь мне, – успокаивала себя Света, –лучшая подруга всё-таки»
Когда мотор, наконец, зарычал и автобус сорвался в места, Света закрыла глаза и облегчённо вздохнула: «Даже хорошо, что деньги закончились, – больше никуда не поеду».
Через минуту она задремала, ещё не зная, что Нина ей не поможет, что добродушный провинциал, ловко запускающий руку ей под юбку, никогда не увидит своих денег, что лейтенант Александр погибнет во второй чеченской войне, куда пойдёт наёмником, и что Гиви, после короткой отсидки в тюрьме, станет преуспевающим бизнесменом.
За окном слегка подпрыгивали деревья, поля и луга. Иногда мелькали грузовики и трактора. Автобус нёсся на всех парах, ловко обминая дыры на шоссе, и люди, голосующие на обочинах, могли заметить в нём белокурую Светину головку, приклонённую к оконному стеклу.