Во второй день наступления, несмотря на частые бомбежки, наша дивизия успешно двигалась вперед — сквозь сырые леса, примыкающие к северной окраине громадного, почти непроходимого урочища Семичастный Мох. Разрозненные подразделения потрепанной немецкой 161-й пехотной дивизии отходили на третий, заранее подготовленный рубеж обороны перед рекой Вазузой. Они оказывали лишь незначительное сопротивление на отдельных удобных позициях, стараясь сдержать, пусть и ненадолго, наши наступающие войска.
Шли бесконечные дожди. Наступление вели, по существу, одни наши стрелковые части, при непостоянной, не особенно действенной поддержке танков и артиллерии. Наша пехота без конца вытаскивала из дорожных топей орудия, которые пытались сопровождать ее «огнем и колесами», повозки с боеприпасами, кухни. Пехота несла на своих плечах пулеметы, минометы, снаряды, мины. И все же шла, шла, зачастую огнем прокладывая себе путь! Великая труженица войны — наша славная пехота!
На второй ночлег мы остановились в небольшой ложбине, поросшей мелким кустарником. Оказалось, опять попали на артиллерийскую позицию немцев, где было несколько блиндажей.
Однако мне пришлось ночевать под открытым небом, на сырой земле, хотя я и боялся простуды…
Рано утром 6 августа я проснулся не от озноба, пронизавшего меня насквозь, не от топота и говора, какой начался вокруг блиндажей, а от какой-то странной, тревожной мысли. Я приподнялся, огляделся и вдруг понял, что меня разбудило в такой тревоге: уже два дня я шел с наступающими войсками, совершенно позабыв о выполнении своих прямых обязанностей. Я схватился за голову: вот беда-то! А дальше все произошло как в сказке. Едва поднялось солнышко, гляжу: идет редактор нашей дивизионки. Как он нашел меня в потоке серошинельного люда, понять невозможно!
— Ну, что ж ты? — заговорил Комаров с досадой. — Что ж ты ничего не пишешь? Ничего не шлешь? — Он был просто поражен, что я, с моим немалым газетным опытом, или растерялся в эти дни, или увлекся не своим делом.
Я виновато смотрел в землю.
— Да все как-то некогда было.
— Но факты у тебя есть? Фамилии есть?
— Это все есть.
— Садись и пиши! — сказал мне редактор. — Только, знаешь ли, поменьше живописи. Ты мне назови людей и коротенько расскажи, как они воевали. Вот и все!
Часа за полтора я набросал с десяток заметок и засобирался догонять ушедший вперед батальон.
— Только в частях задерживайся не больше двух дней, — напутствовал меня Комаров. — Или пиши на месте и посылай через комиссаров в политотдел.
Я понял, что мне, несмотря на мой прошлый опыт, еще предстоит осваиваться со специальностью военного газетчика.
В то утро передовые части нашей армии приблизились к третьему рубежу немецкой обороны, построенному вдоль большака из Карманова на Зубцов, проходящему поблизости от Вазузы. Если бы не отстали наши танки, они могли бы с ходу прорвать и здешний немецкий рубеж. Но наши танковые колонны двигались от Погорелого Городища медленно, окончательно уничтожая все дороги и дорожные мосты, застревая в низинных местах, подвергаясь частым ударам вражеской авиации. Между тем в то утро резервные немецкие танковые и пехотные дивизии успели переправиться через Вазузу и, опережая нас, вышли на свой оборонительный рубеж, приготовились для контрудара.
В полдень я догнал наши передовые части. Шел бой за Буконтово — большой опорный пункт на немецком оборонительном рубеже. Воспользовавшись некоторым затишьем, я пробрался в батальон, окопавшийся на голом склоне, перед лесом. Вскоре появились немецкие бомбардировщики. Я оказался в наспех отрытой стрелковой ячейке. Вокруг было поле, с которого прошлым летом убрали рожь; помятое жнивье на нем позаросло травой. Мне предстояло пережить очередную бомбежку, да еще на открытом месте. И тут я увидел полевую мышь: она шныряла между кустиками ржаной стерни так близко от меня, что я мог схватить ее рукой. Бомбардировка была долгой и жестокой. Но как только стихали взрывы, передо мной, вынырнув из норы, снова появлялась мышь. Она мне запомнилась крепко и позднее появилась еще раз, но уже в «Белой березе», в той сцене, где описывается поведение Лозневого во время бомбежки.
Вслед за бомбежкой из леса показались танки. Мне впервые пришлось наблюдать и пережить танковую атаку противника. (Она тоже пригодилась для моей книги о войне.) Несмотря на героизм, какой проявили в этом бою и наши артиллеристы, и пехотинцы, нашему полку пришлось отойти назад, недалеко, но отойти. А часа через три наконец-то появились передовые части фронтовой подвижной танковой группы. Опять начался дождь, но танки, а за ними и наша пехота, двинулись вперед.