Под вечер, побывав в соседнем полку, инструктор политотдела и я отправились на КП дивизии. На переднем крае установилась полная тишина. В темноте мы перебрались через Осугу и вскоре оказались в небольшой и совершенно пустой деревеньке. В ней почему-то не было никаких наших войск, что меня очень поразило, не было и жителей, которые, конечно, еще боялись возвращаться домой из лесной глухомани. Мы шли осторожно, прижимаясь к оградам, держа наготове автоматы: здесь легко было напороться на немцев, отставших от своих частей и бродивших по лесам. У избы с выбитыми рамами я остановился, чтобы получше оглядеться, и вдруг отчетливо услышал тиканье знаменитых «ходиков», какие раньше часто встречались в деревнях. Идущий следом инструктор политотдела, поравнявшись со мной, спросил удивленно:
— Ты что?
— Послушай-ка! Изба пуста, а в ней часы тикают.
— Ну и что? Пусть тикают. Пошли!
— Да погоди ты! Послушай!
Отправляясь дальше, я уже знал, что когда-нибудь напишу о тикающих часах в пустой избе. И не только, конечно, о них, но и еще о чем-то… (И я написал эту сцену еще осенью, позднее она оказалась небольшой главкой в «Белой березе».)
…Через день вновь отправился на плацдарм за Осугой. На этот раз решил побывать в батальоне Владимира Шаракшанэ, уроженца Бурятии, талантливого и храброго командира, с которым познакомился еще в период формирования дивизии. Можно сказать, мы уже тогда подружились. Батальон Шаракшанэ продвинулся дальше всех других на плацдарме — и по этой причине подвергался особенно ожесточенным атакам противника. В боях он понес большие потери.
Вскоре после того как я отыскал КП Шаракшанэ, в батальон прибыло пополнение — полная маршевая рота; большинство солдат в ней были уроженцами какой-то среднеазиатской республики. Уже смеркалось, на фронте установилось затишье. Комбат Шаракшанэ пошел знакомиться с пополнением, которое было выстроено в низине, среди леска, метров на пятьсот от передовой. Шаракшанэ объяснил новичкам обстановку на плацдарме и боевую задачу батальона — всеми силами удержать занятые позиции, не дать противнику прорваться к Осуге. Большинство вновь прибывших солдат очень плохо знали русский язык, не понимали команд, да к тому же, судя по всему, имели слабую военную подготовку.
— Плохи наши дела, — сказал мне Шаракшанэ.
Пришлось всех солдат пополнения рассортировать по отдельным ротам, чтобы они перемешались с бывалыми солдатами и, таким образом, побыстрее переняли от них кое-что из военного опыта. Когда вновь прибывших стали разводить по ротам, они все время старались держаться скученно. Как им ни разъясняли, что выходить на передовую надо — на всякий случай — несколько рассредоточен но, они все время сбивались в толпы. Вдруг немцы начали артналет. Поблизости упала одна мина, и был убит один солдат. К нему немедленно бросились со всех сторон его товарищи. Но через секунду близ толпы вокруг убитого врезалась еще одна мина…
Ночью все командиры и политруки батальона, все коммунисты и комсомольцы, все бывалые солдаты готовили пополнение к бою, а что он начнется вскоре после рассвета — сомнений не было. Враг атаковал ежедневно, с утра до ночи.
Надо сказать, батальон Шаракшанэ в тот день не успел еще как следует зарыться в землю на отвоеванных позициях. Не было никакой траншеи, а всего лишь — ряды стрелковых ячеек, отрытых наспех, да кое-какие окопы для пулеметных гнезд. И вся эта передовая полоса была перепахана снарядами и бомбами. Поэтому батальон, всю ночь работая до седьмого пота, зарывался в землю.
В бесконечных заботах и беготне Шаракшанэ не успел засветло позаботиться даже о своем НП. Вечером, уже в темноте, мы с ним (да еще с ординарцем и связистом) отыскали недавно отбитый у немцев небольшой блиндажик; ничем не закрытый вход его был обращен, естественно, на запад, в сторону врага.
Шаракшанэ сказал устало:
— Ладно, переночуем.
На ночь мы закрыли вход в блиндаж плащ-палаткой, чтобы немцы не заметили света нашей коптилочки. Весь вечер я наблюдал за Шаракшанэ. Сколько же у него было хлопот и забот! Не перечесть! Ему некогда было съесть даже кусок хлеба. Надо было выслушать доклады командиров рот и отдать им разные распоряжения и приказы. Без конца зуммерил полевой телефон; то и дело приходилось разговаривать с КП полка.