Коленки задрожали, но не от испуга, а только от неожиданности.
На выдолбленной, черной от времени деревянной колоде с резной спинкой, также почерневшей, на краю страшного обрыва сидел человек с длинными седыми волосами.
Сидящий не оборачивался, только поднял правую руку. Наверное, он так приветствовал ее.
Молча, со спины.
Волосы сидящего переплетены в несколько узких косичек, а те в свою очередь, связаны в одну широкую полосу, эта полоса из плетеных косиц свисала ему на плечи, доходя до каменного основания, где стояло его вычурное сиденье.
Послышался голос. Казалось, он звучал как в колоколе, сразу со всех сторон, будто бы отражаясь от чего-то невидимого. Мелькнула догадка, что это, скорее всего, следствие ее падения: слух повредился. Наверное.
– Будь осторожней, ты слаба еще, дитя мое…
Сидящий не оборачивался, все так же глядя куда-то вниз на зеленое море деревьев. Волна странной, мягкой силы как воздушным потоком надавила в ее чревное сплетение. В то место, где еще совсем недавно был ее сын.
Вероятно, мягкая эта сила исходила от сидящего мужчины, – судя по седой бороде, это старик. Наверное, даже древний старик, ибо борода слишком уж длинна.
Хотя… это только предположение, он не поворачивался и лица Давина не видела, только догадывалась, что он стар. Удивительней всего, что голос его не звучал старо, как это бывает с людьми, пожившими, подумывающими о смерти и готовящимися к смерти. Звуки голоса старика, наполненные приятной баритоновой бархатистостью, непонятным образом успокаивали.
Вдруг стало дурно. На глазах выступили неожиданные слезы, а старик, казалось, видит их спиной:
– Это не слезы, дитя мое. Это из тебя исторгается прошлая жизнь. Сейчас ты будешь потеть, из тебя выльется много влаги, прошлой влаги.
Колдун. Точно колдун: видит всё, даже не глядя. Или это ангел? Почему ангелов изображают с крыльями, разве ангелы не могут летать просто так, без крыльев? Иначе – какие же они ангелы?
Старик оказался прав: внезапно Давина стала прямо-таки исторгать воду из всех пор ее тела.
Пот катился ручейками, но потоки влаги стихли так же внезапно, как и начались.
– Ну вот… ты и выздоровела. Теперь тебя можно снова сбросить со скалы!
И тут старик повернулся, он улыбался лукаво.
На Давину смотрели явно молодые глаза, каким-то парадоксальным образом оказавшиеся на старом, сморщенном, сером лице.
– Кто ты, старик?
Седовласый усмехнулся:
– А ты так и называй меня: старик. Тем более, что это правда. У меня было много имен, сейчас все они в прошлом, не хочу к ним возвращаться, потому и называй меня как тебе удобней. Тем более, что имена все равно мало что значат. Они временны и условны.
– Я была мертва? Ты меня оживил?
Старик хихикнул:
– Нет! Я не умею оживлять, то есть, из мертвых превращать в живых. Это заложено в тебе самой.
– То есть как?
–– Некоторые люди не умирают. Точнее, умирают, но только одним способом. Все остальные виды смерти на них не действуют.
– Я из них?
– Да. Если тебя опять сбросят со скалы, ты снова выживешь. Я заметил у тебя след от раны под левым плечом. Это был первый раз, когда тебя хотели убить.
– То есть, меня нельзя убить?
Старик заулыбался, стараясь делать свою улыбку чуть привлекательней, не столь хищной:
– Можно. Убить можно всякого. И меня в том числе. Но здесь, в таком недоступном месте как моя пещера, на высоте, куда не забираются даже барсы, убить сложно любого, даже простого смертного. Но пока ты со мной, тебе не грозит опасность.
– Ты говоришь загадками, старик.
– Любая загадка проста, как глоток воды. Надо только не спешить и с радостью идти по дороге познания.
– Ничего не поняла, что ты сейчас сказал.
– Что конкретно ты не поняла?
– Ну… все слова мне знакомы, но что они означают – мне непонятно. Если ты не бог, то как ты можешь меня защитить?
Повисла довольно долгая пауза, старик на мгновение задумался:
– Запомни первый урок, дитя мое. Это будет одним из основополагающих понятий твоей жизни. Возможно, в какие-то моменты твоей долгой судьбы, ты станешь, и сама понимать то, что я сейчас тебе скажу… А сейчас – просто поверь мне на слово.
Старик посмотрел на небо, вздохнул глубоко, медленно и гулко, низким голосом произнес:
– Защитить нельзя никого. Можно только защититься. Даже если ты защищаешь своего новорожденного ребенка, ты защищаешь себя. Часть своей плоти. Даже если ты защищаешь друга – ты защищаешь себя. Даже если друг потом тебя предаст – ты все равно защищаешь себя. Первый закон бессмертного: защищая других – защищаешь себя. Но никогда не бери награды за защиту!