Но мы ни в коем случае не сравним его с выброшенной на берег рыбой, о нет!
И Айзик Карп строит пока бараки. Но взгляните, как этот человек смотрит на все широко раскрытыми глазами, глазами, которые сами светят в темноте.
И людей он, как у себя в местечке, понимает с первого взгляда.
Он знает, что, если начальник строительства ходит пешком, значит, все в порядке, а носится начальник на автомобиле — непременно где-то прорыв.
А главное — и его, Айзика, хорошо понимают. У него такой спокойный, доверчивый вид, такое лицо с ясными, словно в голубом спирту вымытыми глазами, что, встречаясь с ним, люди улыбаются, как после отдыха. А ведь весь город усиленно трудится.
Так же вот и секретарь комсомольской ячейки Нина Герасимова улыбнулась ему однажды. Она проходила мимо и не могла не улыбнуться.
— Есть уже у тебя тут друзья? — спросила она.
— Пока нет, — ответил он.
— Нехорошо человеку в одиночестве быть! — библейским тоном сказала эта совсем не библейская девушка. — Заходи ко мне, — просто закончила она, носовым платочком стирая с лица улыбку.
С наступлением лета Айзик Карп вооружился пневматическим сверлом и пошел отбивать руду. Потом научился водить экскаватор. И где бы он ни работал, его всюду премировали, его всюду отмечали. Одну за другой глотал он книги по металлургии.
Зимняя ночь. Небо будто слилось с землей. Метель. Вьюга. То и дело кто-то стучится в окно. Выглянешь — нет никого, только ветер бушует.
Айзик Карп сидит на диване против зеркала. В зеркале видит он самого себя. Скучно одному, когда на улице вьюга воет.
Когда миллионы яростно крутящихся белых пушинок заполняют все пространство между небом и землей, — невесело тогда оставаться с глазу на глаз со спокойным, безучастным зеркалом. И Айзик отворачивается. Он сидит и думает. Но и думать нелегко, когда на улице метель. Мысли путаются.
Стук в окно. Кто-то стучится. Но нет, это метель. Часы отбивают восемь ударов.
Никто не стучится… Да и кто к нему постучится?.. Айзик спохватывается, что у него тут нет, собственно, ни одного близкого друга. Не потому, что здешние люди чужды ему, а потому, что он все бежал и бежал наперегонки со временем, и ему некогда было знакомиться, и ему некогда было дружить.
И Айзик вспоминает девушек в местечке Бибичке, и он спохватывается, что он о них забыл… И ему вспоминаются улыбки, мимо которых он прошел, и ему вспоминаются взгляды, на которые он не ответил.
А на улице вьюга воет. И почему эти мелкие снежинки выстукивают в черное окно такую мелодию одиночества? И почему они вызывают такое беспокойство?
Айзик стосковался по другу.
И, стосковавшись, он вспомнил о Нине Герасимовой, которая однажды, летним днем, улыбнулась ему перед закатом солнца. Ни с того ни с сего вспомнил.
Да, она улыбнулась ему как раз перед заходом солнца.
И Айзик уже одет, и книжка у него уже под мышкой. При чем тут книжка? — Так, по привычке.
Вокруг фонарей — пляска снежинок. Каждая снежинка освещается со всех сторон. Нет у нее теневой стороны.
И Айзик сам весь в ярко сверкающих, необычайно красивых снежинках.
А вот и окно — окно Нины Герасимовой. Он трепетно-скромно стучит в окно, этот стук эхом отдается в его сердце.
Нины полным-полно народу. Многие курят, и человек с высоким веселым чубом выгоняет полотенцем дым из комнаты.
А он-то, Айзик, думал, что он застанет Нину одну.
И как это ему такое могло прийти в голову?.. Он растерянно улыбается. Нина Айзика не узнала и тем приветливее улыбнулась ему. Она положила ему руку на плечо и, обращаясь к друзьям своим, сказала:
— Знакомьтесь!
Айзик, называя свою фамилию, пожимал всем руки.
Но вот заговорил человек с высоким веселым чубом, — должно быть, начальник цеха.
Айзик слушал и молчал. Молчал он приятно и уверенно. Начальник цеха развивает перед ними свои планы, и ему можно слушать и молчать.
И Айзик сидит со своим спокойным, доверчивым видом, со своими ясными, словно в голубом спирту вымытыми глазами. Он слушает и молчит.
Секретарь комсомольской ячейки Нина Герасимова говорит начальнику цеха на ухо:
— Приятный паренек!
А вслух, будто продолжая:
— Но необходимо, чтобы делегация из Прокопьевска скорее приехала.
И этот крупный русый мужчина, этот прекрасный работник, который помимо своей специальности еще многое знает, добродушно улыбается.