— Волшебница обещала простить их, — заметила Поля.
— Когда же?
— Она ушла в другие земли. В каждой земле она учит людей быть счастливыми, долго живет там и ходит между ними, а когда они становятся совсем хорошими, уходит в другую землю. Вот как она обойдет весь свет, и всем будет хорошо, и все будут счастливы, тогда она и простит цветы, превратит их опять в людей.
— Кабы она поскорее пришла к нам, — сказала Маша.
Сказка ей так понравилась, что ей невольно хотелось слить ее в воображении с действительностью.
— К нам? — повторила Поля. — Да что ты, Маша, ведь все это сказка. Ведь в самом-то деле нет никаких волшебниц, ни злых, ни добрых.
— А жаль! Пусть бы лучше были! — И Маша отвернулась к стене.
Поля поправила на ней одеяло и легла. Маша долго думала о цветах. Теперь она знала, отчего они иногда так наклоняют головки и каждый вечер на них блестят капли воды, точно слезы. Она знала также и то, зачем прилетают к ним пчелы и бабочки. Они, верно, исполняют обязанности почты между ними.
Потом Маше пришло в голову, что, может быть, цветам и в самом деле больно, когда их рвут. Ведь хоть все это и сказка и цветы никогда не были людьми, а в них есть что-то живое. Они качаются и листьями шевелят и запах такой хороший разливают в воздухе, — почем знать, может, им в самом деле больно. От цветов дума Маши перешла в «Счастливую» землю, которую так красноречиво описала Поля, и девочка тихо и сладко заснула, рисуя себе ее два солнца, приволье детской жизни посреди зеленых лугов, золотых и серебряных рыбок в прозрачных реках, бесплатную раздачу леденцов счастливым смертным, — словом, все прелести фантастического мира, который так завлекателен для ребенка, страдающего в мире действительности.
IV
На другой день Поля, по обыкновению, проснулась раньше всех в доме. Она заглянула в окно. Дорожки и лужайки в саду, которые попозже были ярко освещены солнцем, в настоящий час утра еще были покрыты тенью. Золотились только верхушки деревьев. Поля зевнула и опять улеглась на свою постельку. Ей не хотелось вставать. В четырнадцатилетний возраст природа требует много сна. Но Поле не хотелось также и заснуть. Она боялась проспать единственное время дня, в которое могла учить уроки, не преследуемая воркотнею мачехи. Она лежала, не закрывая глаз. Вдруг она почувствовала, что они сжимаются против воли. Она испугалась, вскочила и проворно стала одеваться. Потом тихонько прошла в кухню, умылась холодною водою, и не прошло десяти минут, сад и двор все еще были подернуты тенью, а Поля, закутавшись в кацавейку, чтоб предохранить себя от резкой свежести воздуха, сидела на крыльце и учила урок из французской грамматики Ноеля и Шапсаля. Она часто зевала. Глаза ее по временам слипались, но она широко раскрывала их, старалась ободрить себя и прилежно твердила по нескольку раз какую-нибудь фразу. Поля всегда так учила свои уроки. Зимою она для этой цели собирала, где могла, сальные огарки.
Катерина Федоровна была очень недовольна тем, что Поля ходила в школу. Она говорила, что образование совершенно бесполезная вещь и что гораздо прибыльнее выучиться шить платья.
Может быть, она была и права относительно к тому образованию, какое получала Поля в школе. Не так думала Поля, и хотя теперь были каникулы, она принялась учить уроки с первого же дня. Она знала, что когда встанет мачеха, то учиться будет некогда. Надо будет самовар поставить, потом в лавочку сбегать, потом убрать комнаты, а там Катерина Федоровна засадит ее на целый день за шитье. Надо, однако, сказать, что не жажда любознательности заставляла бедную девочку бороться с волею мачехи, так энергически преодолевать сон и учить уроки, когда закрывались глаза. Тот способ преподавания, который был в употреблении в школе, мог скорее убить, чем развить всякую любознательность. Поля видела в ученье не цель, а только средство. Она и не подозревала даже, до какой степени оно может быть интересно само по себе. Ей во что бы то ни стало хотелось быть гувернанткою.
Александр Семеныч также желал этого. Но побудительные причины отца и дочери были совершенно противоположны. Поля нисколько не думала ни о модных шляпах, ни об удовольствии сказать по-французски: «ке вулеву» и «коман ву порте ву». Конечно, вознаграждение, какое получают гувернантки и которое, как слышала Поля, значительно превышает заработки швеи, казалось ей весьма заманчивым. Но она думала не о себе, когда рисовались перед нею картины будущего благополучия. Природа вложила в ее сердце такое сокровище любви, которое, беспрестанно возрастая, заставляет человека совершенно забывать о самом себе и приучает жертвовать на каждом шагу своими личными стремлениями так легко, что эта привычка переходит во вторую природу. Такие натуры встречаются редко, и чаще именно в таком быту, где некогда и нечего любить, а любить хочется. Может быть, это-то и развивает в них так сильно чувство любви. Как ни безотрадна была теперь жизнь Поли и Маши между пьяным отцом и не любившею их мачехой, среди недостатков и лишений всякого рода, но было время, когда они жили еще хуже этого. По крайней мере, Катерина Федоровна любила чистоту и порядок, комнатки были уютны и светлы, и сама она доставала кое-что работою, так что совершенно голодных дней не случалось. При родной матери было хуже.