— Понял.
— В крайнем случае…
— Что?
— Ты остаешься за меня.
— Ерунду говоришь.
— Конечно, ерунду. Это я так, для порядка.
Пинчук повернулся и скрылся в темноте. Прошелестела близко ветка, будто птица вспорхнула, затем снова стало тихо.
Выставив вперед руки, Пинчук минут двадцать петлял среди кустов и деревьев, выбирая себе место, раза два сучок больно царапнул его по щеке, он тер ее ладонью и проклинал темноту.
Перед большим деревом с раскидистой кроной (хотя Пинчук и не видел ее, но догадывался: у такой толстой сосны должна быть широкая крона) он остановился и вздохнул. Теперь он тоже на месте.
Отсветы каких-то огней слабо возникали иногда в балке, постукивал ритмично движок. Но в ту сторону Пинчук почти не смотрел, он поглядывал на часы и ждал самолетов. Скоро они должны прилететь, и тогда начнется самое главное. Может, самолеты уже поднялись с далекого аэродрома. Он неожиданно вспомнил Варю: над ее землянкой, где она спит или дежурит, конечно, часто летают самолеты — к этому все привыкли, и если самолеты и в этот раз пролетят над ней, наверняка, ей и в голову не придет, что они летят к нему, что они будут кружить над ним.
Нет, когда бываешь там, у себя, и смотришь, как в небе летит стая мощных птиц, направляясь на бомбежку врага, то прежде всего думаешь о летчиках. Так уж повелось: летчик и цель, а кто наводит на эту цель — это лишь звено в большой цепи, по крайней мере для летчиков, которые сейчас летят к ним. Они будут смотреть из своих кабин, они увидят взлет его ракеты и трассы пуль трех его товарищей, но кто эти люди, стоящие на земле, для них это не так важно, главное — чтобы точно была показана цель.
Пинчук вздохнул и снова посмотрел вверх: кажется, макушки деревьев чуть обозначились, он взглянул на часы и опять вверх, на небо, — сомнений не было — небо посветлело.
И вдруг он услышал далекий протяжный звук. Он сразу узнал его, отличив от натужного воя автомобилей на дороге, от ленивого постукивания движка в лесу. Он вдыхал этот звук, как вдыхают воздух, и чувствовал, что его грудь тоже наполняется гудением. Все ближе, ближе — все небо вокруг уже гудело, и макушки деревьев, казалось, покачивались, придавленные мощным ревом моторов, Пинчук еще раз посмотрел на часы и, сдерживая дыхание, вынул из-за пояса ракетницу, медленно поднял ее, целясь в промежуток между макушками.
Он почувствовал толчок в руке, быстро перезарядил ракетницу и сделал еще два выстрела. Три красных ракеты пробуравили ночную мглу. Тут же по другую сторону балки небо дугообразно прочертили разноцветные трассы — это Маланов и Егоров. Пинчук отбежал в сторону и хотел дать очередь из автомата, но, когда он прицелился, вдруг стало очень светло. Прямо над головой закачались осветительные «фонари», в балке поднялась суматошная стрельба, затараторила, захлебываясь, автоматическая пушка, хлесткая очередь ударила по веткам дерева, около которого стоял Пинчук. Он лег и в тот же миг услышал нарастающий вой бомб.
Взрывы в балке слились в один протяжный гул. Повсюду над лесом висели осветительные ракеты, даже пни были видны отчетливо. Пинчук вскочил, и бросился через кустарник, и неожиданно увидел себя вот так же бегущим в сорок первом году на старосмоленском шоссе, тогда так же фосфоресцировали в темном небе нарядные белые звезды, потому что немцы свои налеты всегда начинали с праздничного фейерверка. Давнее видение, словно короткая вспышка, мелькнуло в глазах. Пинчук бежал сейчас и думал об одном, чтобы белых фонарей в небе было как можно больше, чтобы было как можно светлее.
Лес вокруг содрогался от взрывов, Пинчук тяжело дышал и, подбежав к Давыдченкову, махнул рукой, и оба, не сказав друг другу ни слова, побежали к условленному месту. На краю оврага они остановились, Давыдченков несколько минут возился с мешком, прислушиваясь и озираясь по сторонам.
— Чего они копаются, — сказал он шепотом.
— Сейчас придут, — ответил Пинчук.
— Пора бы.
Пинчук промолчал. В самом деле, почему так долго их нет. Ведь им ближе. Неужели что-то случилось? «Ах, надо было поставить рядом Егорова, а Давыдченкова на ту сторону». В Маланове он уверен, а Егоров хороший парень, но ведь для разведчика этого еще мало. Почему он взял его с собой, были ребята поопытнее. Что ему дался этот Егоров, как будто он первый или последний на этой войне.
Вой бомб нарастал волнами, самолеты, сделав заход, повторяли все снова, а может, это были уже другие машины. Захлебываясь, стучали пулеметы, по небу шарили прожектора — Пинчук сначала даже не понял, о чем хочет сказать ему Давыдченков.