Она сняла очки:
— Да, так и было. И я сказала ему, что раз вы это утверждаете, то он должен вам верить.
Я немного успокоилась.
— Благодарю вас, — сказала я, ожидая, что она добавит еще что-нибудь, но напрасно.
— Видите эти цветы? — спросила я.
Она подняла очки:
— Сами выращивали?
— Я нашла их утром у себя на крыльце. Букет, связанный шнурком. И никаких объяснений.
Последовало долгое молчание. Но прежде, чем заговорить со мной, Роберта все-таки бросила взгляд на свою работу.
— Тайный воздыхатель?
— Черт побери: разве Билли способен оставить на крыльце цветы? Или проникнуть в дом?
— Не думаю, — ответила она задумчиво. — Билли слишком скромен и слишком открыт, я никогда не слышала, чтобы он совершал что-нибудь подобное.
— А что если он обожает меня?
— Еще чего выдумаете, — отрезала она, закрывая тему. Больше ее ничего не занимало. Она не стала интересоваться, не подозреваю ли я что-нибудь, не обнаружила ли еще что-то, не требуется ли мне помощь.
Мы закончили работу в шесть и стояли на тротуаре перед конторой, когда Роберта спросила:
— Вы поменяли у себя замки?
— Да, вчера.
— Хорошо.
— Все это странно, не правда ли?
— Странно. Но здесь многие вещи, которые сперва кажутся странными, потом становятся привычными и даже типичными. Хотя это и не делает их менее болезненными или эксцентричными. Элизабет Триуэлл, например, уже семь лет не покидает своего дома — у нее агорафобия — и мы все знаем об этом и принимаем как факт. Она очень добра, и когда обществу требуется какая-нибудь помощь вроде вольнонаемной работы или пожертвования, мы осторожно подходим к двери ее дома, не пытаясь проникнуть внутрь и не ожидая, что она выйдет к нам, сообщаем ей нашу просьбу, которую она с удовольствием выполняет. Но, конечно, это странно… А отец Джорджа Стиллера предается продолжительным прогулкам среди ночи в одном белье. Ему восемьдесят лет, и он занимается этим не один год. Он не лунатик, не извращенец и отнюдь не алкоголик. Шериф отвозит его домой с кладбища, из парка, просто с уличных перекрестков и никогда не получает никаких объяснений, кроме того, что он вышел подышать свежим воздухом. Это тоже странный случай, но мне было бы интересно узнать, не занимается ли он тем, что лежит на чужих кроватях. Ну, и конечно, у нас есть Билли с его мозговой травмой, который иногда доставляет нам известные хлопоты. Мы все считаем своим долгом заботиться о нем. Мы привыкли к его детским выходкам, но непосвященного он легко может напугать. Он очень любит детей, но некоторым молодым мамашам бывало не по себе, когда Билли чересчур пристально рассматривал их отпрысков. Кое-кто из детей плохо с ним обращается: бегают за ним по пятам, дразнят, смеются над его неуклюжестью. Бедный Билли — он так спокойно все сносит. За двадцать лет он ни разу не был замечен в энергичных действиях, и если это он — ваш воздыхатель, — считайте это за комплимент.
Она зажгла длинную и тонкую коричневую сигарету. Она курит, не переставая, о чем свидетельствует и ее низкий мужской голос.
— А что вы скажете о достопочтенном — о Баде?
— О, с ним все в порядке. Он, конечно, не пропускает ни одной юбки, но он абсолютно безопасен. Я не слышала, чтобы его ухаживания имели продолжение. Он время от времени приглашает Пегги на ленч — наверное, он особенно выделяет тех женщин, которые попышнее.
— Но он очень неприятно себя держит.
— Только не в суде, — возразила она, и это было правдой. В своей мантии он выглядел как истинный судья.
— Странность часто перестает быть странностью, если весь город осведомлен о ней. У нас есть свои отшельники, горькие пьяницы, кровосмесительные семьи и…
— Кровосмесительные семьи? — перебила я.
— Я вам рассказывала — Дрисколлы многие годы, поколение за поколением заключают браки среди близких родственников. Хотя нет, я не совсем точна — я не уверена, что они оформляют свои отношения официально. Там много детей, но неизвестно, кто чей. Элвин и Полли Дрисколл — натуральные брат и сестра.
— Боже, я полагала, что они хотя бы троюродные…
— Там всего хватает — и тетушки с племянниками, и дядюшки с племянницами, братья и сестры, отцы, отчимы и прочее.
— Неужели закон ничего не может с этим поделать?
Роберта рассмеялась:
— Столь похвальные принципы общественной жизни вы привезли из Лос-Анджелеса. Конечно, закон вмешивался. Их разлучали, делали им внушения, а однажды кто-то из них даже провел некоторое время в тюрьме. Но ничего изменить не удалось. Единственное, что можно реально поставить им на вид — это их умственную деградацию от поколения к поколению. Хотя вы, конечно, можете гоняться за ними и следить, чтобы они не совокуплялись друг с другом.