— Вот козел!
— Настоящий козел! — поддержал я.
Я опустил глаза. Сроит ли это делать, но ведь Клаус сам предложил мне убить его. Это только сюжет для продолжения романа. Мало-помалу мои сомнения улетучивались. Я решился убить его, и из этого родился роман Мой мозг согласился. Клаус мертв. «Убит». Девушка, возникшая в моем воображении, сказала это, рыдая. Слезы блестели в ее глазах (они будут зелеными). Девушка красива и стройна.
Я прикрыл глаза, чтобы замедлить поток вымысла потянуть время. Поразмышлять. Чем больше я старался тем хуже получалось. Не так быстро! Но девушка вернулась. Открыв глаза, я снова увидел ее, и моя фантазия опять заработала. Она была в джинсах, но ничего не случится, если я воображу волнующий изгиб ее юного тела под облегающим шелковым бельем. Теперь, раздетая, она идет по квартире Клауса спиной ко мне. Мне хотелось остановить ее и мысленно приказать: исчезни! Однако кино продолжало крутиться. Девушка обернулась. Она плакала. «Убит», — стонала она. Ее живот и груди приподнимались в одном ритме с рыданиями. Измученная, девушка опустилась на пол и, раздвинув ноги, приняла непристойную позу. Тут же выскочило ее имя. Назовем ее О, но потом переименуем по настоянию Клауса в Бибу, его любовницу, от которой он без ума. Убит. Бибу искренна в горе. Она плакала, закрыв лицо руками. Она любила Клауса, а он мертв. Этого хотел проклятый роман. «Почему?» — спрашивала она умоляющим голосом. Я склонился над ней. И ей, только ей сказал: «Я не знаю, Бибу. Пока не знаю. Надо перевернуть страницу…»
Мне казалось, что ход верный. Теперь надо, не откладывая, реабилитировать память о Клаусе. Я продолжил работу. Вторая глава. Прелюдия. Короткий отрывок, в котором я придумал неожиданный ход, спасающий философа. Он не обманывал, рассказывая о расследовании. Клаус знает тайну и расскажет о ней — именно из-за тайны его убивают, — и эта тайна будет…
— Пошли? — Я вернулся к реальности. Лефур, директор филиала издательства Мессина «Воздушный шар», обращался ко мне. Мысленно я еще видел Хентца, громящего телестудию, а сам был на волосок от того, чтобы сделать то же самое с кретином Лефуром. Оставить тайну Клауса, когда я почти разгадал ее, какая потеря! — Пошли? — повторил Лефур.
Я кивнул. Мы встали, отодвинули стулья. Я был у Сциллы в пятницу, в обеденное время, и пытался вспоминать.
Вокруг меня стояли столики. В трех шагах — столик Клауса. Он поднял голову, увидел меня и сделал знак рукой, такой короткий и предназначенный только мне, что сидящие за столом ничего не заметили. Я не сразу осознал, что это настоящий Клаус, ибо вернулся издалека. Бибу, тайна философа, его смерть. Надо было забыть об этом и привести в порядок мысли. Я ответил неловким жестом. Клаус почувствовал мое беспокойство. Он продолжал разговор за столом, но глазами следил за мной. В них я прочел вопрос: все нормально? Я уверенно встретил его взгляд. Все-таки смерть хотя бы и придуманного Клауса была непереносима. Такой восторг воображения аморален. Как обычно, я подмигнул ему, казалось, что это успокоило его, но оставило равнодушным.
Так оно и было, потому что он вновь обратился к своим собеседникам:
— Этот век ничего не стоит! Все, что опубликовано за сотню лет, заслуживает или костра, или суда.
Конец обвинения беспощадного Клауса Хентца. Поль Мессин, наследный президент одноименных издательств склонился над тарелкой и выглядел раздраженным. Реагировать — значит еще больше омрачать настроение, и без того недовольных гостей.
Я проскользнул как тень. Мессин повернулся ко мне спиной. Гости молчаливо истребляли десерт: сладко-соленое пирожное — шедевр за подписью Сциллы. Клаус сидит напротив Мессина, рядом с ним Антуан Форткаст, исполнительный директор издательств Мессина, а если добавить еще и Гайара — директора Soupirs, то в сборе самые влиятельные люди этих издательств.
Миновав их стол, я поддался искушению и обернулся. Клаус не ел и, увидев меня, окликнул:
— Матиас!
Поль Мессина бросил взгляд через плечо. Это он открыл меня и даже мой сайт. И вот Скриб перед ним. Имя было обещающим, а результаты сомнительными. Три опубликованные книги. Первую проигнорировала критика, но не публика. Первоначальный тираж? Не ищите, Поль. Три тысячи экземпляров и несколько переизданий. В общей сложности семьдесят шесть тысяч шестьсот. Бухгалтер настаивал на переиздании и, протягивая чек со многими нулями, пожелал успеха как у Корнеля.
Мессин вспоминал. «Загадка», первый роман Матиаса Скриба, был близок к успеху (не забудьте, Поль, переиздание в карманном формате). Мессин, конечно, этого не забыл. Он помнил все, включая продолжение. «Опасность» — мой второй роман — не достиг тиража и в десять тысяч. Критика убийственная. «Синдром вторичного романа…» Я не заметил волнующего нюанса между словами «вторичный» и «второй». Второй предполагает продолжение. Вторичный — как вторичное использование, — часть поточного производства. У Мессина пока не обеспокоились, но мое третье эссе «Река ада» уже сопровождалось настойчивыми советами ментора.