Гермиона колебалась несколько секунд, сомневаясь, говорить правду или нет. Но в конце концов желание кому-то выговориться пересилило, и она устало произнесла:
— Я просто разочаровалась в Рождестве.
Незнакомец помолчал немного, а затем невесело хмыкнул:
— Вот видите, у нас нашлось что-то общее.
Это было последнее, что они сказали друг другу в тот вечер. Каждому было о чём молчать.
*
За пять дней до Нового года
Гермиона обнаружила их утром — красивые розы на длинных стеблях, словно кричащие «Извини!» одним своим видом. Нахмурившись, она прочитала записку, полную оправданий и обещаний стать лучше, но на неё это не произвело почти никакого впечатления. Вообще, всё, что касалось их отношений с Роном, уже давно было «почти»: она почти радовалась, когда видела его, почти наслаждалась его объятьями, проводя с ним время, а ещё почти его любила, причём много лет подряд. И это означало одно: на самом деле она не любила его вовсе. Долгие отношения были удобны и привычны, как старый вязаный свитер, который и следовало бы сменить, но жалко, пока он вроде ещё и греет, вроде ещё и нравится, а если заштопать, то будет почти как новенький.
И осознание этого «почти» заставило Гермиону впервые за пять лет посмотреть правде в глаза — это конец. Теперь всё действительно кончено, и никакие подарки с нелепыми цветами не спасут их выдохшиеся отношения, которые по-хорошему давно надо прекратить. Возможно, поэтому Рон и не спешил делать предложение: может, он понял всё гораздо раньше, чем Гермиона, и лишь ждал момента, когда поймёт она. Хотя, скорее всего, он делал это лишь неосознанно — оберегал их от ошибки, которая могла стать роковой.
Весь день Гермиона думала о Роне, создавая видимость работы, а в часы, когда не была этим занята, говорила о нём с Джинни, с Гарри и даже с Анджелиной, которая прислала ей сову с простым вопросом: «Ну, как всё прошло?». Отделавшись общими фразами, Гермиона с трудом, но отсрочила момент, когда ей придётся признаться друзьям: между ней и Роном всё кончено. Об этом было тяжело даже думать, а уж говорить и вовсе невыносимо. Поэтому, выслушав сетования на родного брата от Джинни, ободряющие слова Гарри и сочувствующие речи Анджелины, Гермиона решила на какое-то время забыть о полном фиаско в личной жизни и ушла с работы раньше обычного, чего не делала никогда.
Оказавшись на улице и вдохнув свежий морозный воздух, она внезапно поняла, что совершенно не хочет возвращаться домой, а потом вспомнила вчерашний странный вечер. Поразительно, но сегодня ей казалось, что этого и не было вовсе, что это было видение, наполненное тёмными образами самого странного Рождества в её жизни. Гермиона медленно зашагала, прокручивая воспоминания о встрече с Эйлин, а затем и с незнакомцем, который едва не вывел её из себя. Интересно, он пришёл сегодня? Вчера они даже толком не поговорили, а за тот короткий промежуток, что общались, успели друг другу наболтать всяких глупостей. Но, несмотря на это, было то, что связывало их: они провели Рождество вместе. В темноте, в молчании, в своих мыслях, но…
Гермиона прошла ещё помнящий Рождество разряженный квартал, сомневаясь и взвешивая все «за» и «против», но в конце концов здравый смысл уступил любопытству, и через десять минут она стояла перед тем столиком, за которым сидела вчера в кромешной тьме.
— Ты пришла, — услышала она негромкий голос по ту сторону от себя, и только вместе с ощущением нахлынувшего облегчения позволила себе робко улыбнуться.
— Да, — тихо вымолвила Гермиона и аккуратно села, мысленно спрашивая, что она, чёрт возьми, здесь делает во второй раз.
Как-никак она никогда не любила рисковать, но делала это снова.
*
Драко Малфой любил рисковать. Хоть и неосознанно, но он занимался этим из года в год ещё с тех далёких времён, когда одиннадцатилетним мальчишкой оказался в Хогвартсе. И, хотя предложить ладонь для рукопожатия известному Гарри Поттеру поначалу не казалось великим риском, всё же это отразилось на его репутации, когда «Избранный» отверг его дружбу.
Гораздо больше Драко рисковал через два года, с бравадой выйдя навстречу гиппогрифу в желании что-то доказать. Хорошо, что раненая рука стала куда меньшим злом, чем то, что он испытал, когда неудачно рискнул на первом курсе.
Потом же, спустя годы, Драко часто рисковал не по своей воле, пытаясь найти способ убить Дамблдора, а немногим позже рисковал всё время, оказавшись в рядах Пожирателей Смерти. Справедливости ради, тогда все были в зоне риска, но это не имело для него, семнадцатилетнего юнца с уродливым клеймом на руке, никакого значения, ведь больше своей жизни его не волновало ничто. За жизни родителей он, конечно, тоже беспокоился, но когда тебя принуждают калечить и убивать, как-то невольно об этом забываешь.
Поэтому, когда война закончилась, он, как и многие, искренне обрадовался этому, тогда ещё не зная, какие сложные времена настанут для их семьи. Многочисленные судебные разбирательства и с каждым днём всё больше всплывающих доказательств причастности к деяниям Тёмного Лорда сделали из некогда уважаемой династии Малфоев посмешище, и теперь Драко стыдился произносить полное имя при знакомстве, боясь услышать очередное обвинение в свой адрес. Поскольку волшебный мир в штыки воспринял известие, что его, как и отца, оправдали, признав невиновным. Никого не волновало, что он принял метку недобровольно — даже суд не мог в этом убедить покалеченную войной толпу, где в сердце каждого жила боль, а Драко и не пытался обелить себя, потому что знал — всё равно не поверят.
Первый год было сложнее всего: отец пребывал в депрессии, потеряв былое положение в обществе, а мать помогала им всем существовать, контролируя расходы, следила за годами накопленным состоянием, значительно поубавившимся из-за дел Люциуса, который даже почти не скрывал, что свобода досталась ему дорогой ценой. Но потом всё начало налаживаться: постепенно волнения в магическом мире утихли, появились новые проблемы и заботы, и на фоне этого отец понемногу вернулся к делам, на этот раз взяв себе в помощники Драко. И Драко не подвёл его: он очень быстро освоил все валютно-обменные операции, благодаря которым Люциус в своё время значительно приумножил их материальное состояние, научился правильно инвестировать и вовремя вытаскивать деньги из проектов, обречённых на провал. В определённых кругах говорили, что младший Малфой имеет поистине стальную хватку и острый ум, раз с таким успехом проворачивает даже самые внешне невыгодные дела, вкладывая сумасшедшие деньги в заведомо провальные проекты, которые непостижимым образом оказываются прибыльными. И, хотя мало кто считал его приятным в общении человеком, поспорить с тем, что у парня талант, не мог никто.
А секрет был прост: Драко не боялся рисковать. И когда он заработал первые внушительные деньги, то понял: ему ещё и нравится это делать.
Ему исполнилось двадцать два, когда на одном из благотворительных рождественских приёмов, посвящённых жертвам войны, он встретил красавицу Асторию Гринграсс, дочь заместителя министра, а позже почувствовал: сейчас риск, как никогда, необходим.
И это снова стало верным решением — пригласить её на танец и не бояться, что она с презрением отвергнет его, упрекнув в тёмном прошлом. К счастью, в тот вечер всё сложилось иначе, и они с Асторией вместе оценили иронию ситуации: бывший Пожирателем Смерти является спонсором одного из самых масштабных послевоенных благотворительных мероприятий, проходящих уже несколько лет подряд, а затем незаметно переместились на холостяцкую виллу Драко, где тот обещал рассказать об особенностях своей деятельности. Рассказ затянулся на целый год и вылился в отношения, обсуждавшиеся во всём высшем свете. Мало кто вспоминал, что Драко Малфоя когда-то едва не приговорили к пожизненному заключению в Азкабане, ведь он сделал всё, чтобы восстановить имя, и благотворительность являлась немаловажным инструментом. Помолвка с Асторией, чей отец был столь уважаемой фигурой в волшебном мире, безусловно, должна была стать финальным аккордом к его уже почти устоявшейся репутации «раскаявшегося парня, наконец вставшего на праведный путь», и потому Драко решил не тянуть.