— Когда-то я любила его, — задумчиво произнесла Мэри, и Драко поднял взгляд в темноту, тщетно пытаясь найти её лицо.
— А потом разлюбила? — предположил он, думая о непостоянстве женщин.
В ответ послышалось молчание. Мэри заговорила лишь через минуту и рассказала историю про долгие отношения с парнем, который, судя по рассказам, был куда больше увлечён своей персоной, чем ею. Но, когда повествование подошло к настоящему времени, она неожиданно замялась.
— Я думала, он сделает мне предложение. Всё говорило о том, что он готовит на Рождество что-то особенное, но…
— Ты так хотела за него замуж? — фыркнул Драко, чувствуя антипатию к этому кретину, который столько лет морочил Мэри голову.
— Я просто хотела сохранить отношения. Я привыкла бороться, а потому надеялась, что замужество что-то изменит. Но сейчас понимаю: это не решило бы ровным счётом ничего. Мы давно остыли друг к другу, и приняла я это только вчера.
А потом, после паузы, она сокрушённо добавила:
— Мерлин, это Рождество — самое худшее в моей жизни!
Она замолчала, и Драко, не видя её, осознал и почти почувствовал, как больно, должно быть, ей сейчас. Он никогда не славился способностью сострадать, а в эгоизме мог переплюнуть подавляющее большинство и без того не самых приятных людей, но по какой-то причине ему стало искренне жаль Мэри. Тогда он решил, что ей следует знать — он и сам сейчас находился в том ещё дерьме.
— Для неё играл целый симфонический оркестр, а она сказала «нет», — мрачно усмехнувшись, изрёк Драко и поморщился: воспоминания, облечённые в слова, оказались горькими на вкус. Почти такими же горькими, как в миг, когда он много лет назад стыдливо рассказывал отцу, что его дружбу отверг Гарри Поттер. — Так что я бы поспорил, у кого оно было ужаснее.
— А что если я скажу, что уже присмотрела себе свадебное платье и даже оставила за него залог? — упавшим голосом выдала Мэри.
— А что если я скажу, что целый год посвятил отношениям с женщиной, которая, как оказалось, никогда и не думала выходить за меня замуж? — включился в спор Драко.
— А что если я скажу, что посвятила таким отношениям пять лет? — едко выпалила Мэри.
Драко нечего было на это сказать. Вероятно, он мог бы поделиться историей о нелёгкой судьбе оправданного Пожирателя Смерти, но вряд ли Мэри оценила бы его порыв.
— Так что, похоже, ты был прав: я величайшая неудачница, — спустя минуту заключила она. — А теперь я ещё и одинока.
— Да, ты неудачница, — устало согласился Драко. — Но и я неудачник. Так что теперь ты не одинока.
У него внутри что-то встрепенулось, когда её робкие нежные пальцы накрыли тыльную сторону его руки.
*
За четыре дня до Нового года
Гермиона была взволнованна. Причин для этого было немало: и отчаянные попытки Рона поговорить, и слёзные мольбы друзей дать тому шанс, а ещё внезапно свалившийся на неё отчёт, который необходимо было закончить до Нового года. И хотя попытки были легко пресечены, мольбы хладнокровно выслушаны, а отчёт почти доделан, тревога всё равно никуда не делась, по-прежнему легко пульсируя где-то в районе солнечного сплетения. А всё потому, что главным оказалось другое: Гермиону беспокоил тот факт, что она начала симпатизировать едва знакомому человеку. Да что там! Она даже не видела его лица, никогда не смотрела ему в глаза, и это пугало, хотя, положа руку на сердце, вызывало ещё больший интерес.
— Значит, тебе интересно, как я выгляжу? — в этот вечер спустя три часа непрерывных разговоров насмешливо спросил Крис, отставив бокал вина. — Что ж, могу описать: пять футов роста, длинная чёрная борода, игриво завивающаяся в районе колен…
— Очень смешно. А мне, между прочим, правда хочется хотя бы приблизительно понять, с кем я разговариваю, — покачала головой Гермиона.
— Значит, бородатый карлик — не тот типаж, на который ты рассчитывала? Жаль, а я надеялся, — невозмутимо отозвался Крис.
— Я знаю, что ты высокий, — упрямо скрестила руки на груди Гермиона.
— В самом деле? И откуда знаешь?
Она пожала плечами.
— Интуиция.
— Как насчёт того, чтобы проверить её, потанцевав со мной? — внезапно предложил Крис. В зале как раз заиграла медленная мелодия, а многие, как всегда, покинули свои места.
От его слов сердце Гермионы невольно стало биться немного чаще. Ведь если они будут вместе танцевать, то она действительно сможет хотя бы частично понять, с кем общается в полной темноте. Потому что прикосновения и слова — это всё, что у них осталось. Было бы глупо не воспользоваться этим.
— Я не танцую, — слабо попыталась возразить Гермиона.
— Я научу, — услышала она шёпот уже прямо над ухом, и это тут же отдалось странным волнением в теле. Смущённая своей реакцией, а может, и неожиданностью момента, Гермиона, неуклюже заправив прядь за ухо, вышла из-за стола и сразу же столкнулась с Крисом. Автоматически выставив ладони перед собой, она упёрла руки тому в грудь, а затем, пробормотав извинения, отступила назад. Этого случайного столкновения хватило, чтобы понять: Крис в отличной спортивной форме, а ещё от него потрясающе пахло.
— Чёртова темнота, — чувствуя неловкость, прокомментировала Гермиона, радуясь, что никто не может видеть, как румянец предательски залил ей щёки.
А потом она почувствовала, как Крис подошёл ближе и взял её ладонь в свою — от этого прикосновения Гермиона слегка вздрогнула. В молчании они прошли до танцпола семнадцать шагов, и за это время она сделала всего два выдоха и три вдоха, последний из которых задержала, ощутив, как Крис, плавно проведя по её руке вверх, мягко притянул её к себе за талию. Жар его тела вмиг передался ей, хотя не исключено, что всё было с точностью наоборот. Гермиону такая близость с кем-то, кроме Рона, пугала, но вместе с тем приятно волновала, а ощущения от соприкосновения тел без права увидеть друг друга невольно заставляли её дышать чаще. Это же было немыслимо — довериться человеку, которого она знала всего три дня, это же было странно — осознавать, что этот человек понимает её куда лучше, чем большинство друзей. Но первое место по части странного и необъяснимого всё же взял тот ошеломляющий факт, что Гермионе начал нравиться Крис, ведь, несмотря на очевидные различия, у них так много общего, а благодаря их разговорам она забывала обо всём. Им нравились одни и те же книги, у них были схожие взгляды на жизнь и интересы во многом совпадали. Иногда Крис начинал предложение, а Гермиона его заканчивала, и тогда ей казалось, что они уже очень давно знают друг друга, возможно, всю жизнь.
— Вот видишь, я угадала — ты высокий, — стараясь скрыть волнение и отвлечься от сумбурных мыслей, произнесла Гермиона дрожащим голосом. Она отметила: Крис, определённо, выше неё как минимум на полголовы. — Но мне по-прежнему интересно, как ты выглядишь.
— О, я невероятный красавец, Мэри. Боюсь, увидь ты меня на свету, ослепла бы от такой красоты, — с лёгким сарказмом отозвался он, покачиваясь в такт музыке и увлекая Гермиону за собой, в то время как она занесла умение танцевать в мысленный список его неоспоримых плюсов.
— Мне неважно, красивый ты или нет. Я просто хочу понять, какой ты, — откликнулась она, а затем, озарённая внезапной идеей, остановилась.
— В чём дело? — с лёгким недоумением поинтересовался Крис, когда Гермиона отстранилась от него.
— Позволь мне прикоснуться к тебе, — следуя необъяснимому порыву, заговорила она.
Гермиона ожидала, что сейчас он съязвит, скажет что-нибудь обидное, а может, и вовсе рассмеётся в ответ на её странную просьбу, но он молчал.
Музыка разлилась вокруг них томными нотами.
— Если я прикоснусь к тебе, то смогу понять, — не услышав ответа, уже увереннее сказала Гермиона, а потом, приняв молчание за согласие, сделала небольшой шаг вперёд, слегка соприкоснувшись с телом Криса. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, но она, отметая страх, не спеша потянулась в темноту и наткнулась на его шею. Естественно, ни о какой бороде и речи не шло — его подбородок оказался гладко выбритым. Сглотнув, Гермиона дрожащими руками практически невесомо провела вверх, очертив контур лица с выступающими скулами, и дотронулась до мягких тонких волос. Чуть осмелев, она легко пропустила их сквозь пальцы и двинулась по направлению к шее, что дало представление о его причёске. Крис слегка вздрогнул от прикосновений, и она уже хотела пугливо убрать ладони, как он тихо произнёс: