– Симпатичный заяц. Как его зовут?
Иногда она становилась похожа на других. Садилась рядом на корточки, улыбалась печально. Я узнал этот взгляд в самом себе много лет позже, когда держал за руку умирающую маму.
– Барри.
– Привет, Барри. Я Джастин. Приятно познакомиться.
Она пожала грязно-серую лапу зайца, заглянув в пуговичные глаза.
– У тебя странное имя, как у мальчика.
– Мама надеялась, что у неё будет мальчик. В моей семье такая традиция.
– Называть девочек мальчиковыми именами?
– Нет. Надеяться.
Она не разговаривала так долго ни с кем, кроме меня. Если туристы просили автограф, оставляла на их буклетах неприличные – так говорил папа – подписи. Если туристы просили сфотографироваться, никогда не смотрела в камеру. Если туристы просили рассказать о семье, показывала средний палец (папа говорил, что так делать нельзя). Если туристы придерживали дверь лифта, чтобы поехать с ней, поднималась по лестнице.
Она поднималась по лестнице, даже если в лифте никого не было.
Когда папа спросил у неё, почему она боится лифтов, она показала на меня и сказала «спросите у своего сына».
– Потому что никогда не знаешь, куда он тебя привезёт.
В тот момент я первый и последний раз услышал её смех. Она тряслась всем телом, а потом закрыла глаза и заплакала.
Это был первый и последний раз, когда папа с ней разговаривал.
***
Что-то случилось уже субботним утром.
– Кого-то ждёшь, детка?
Я терпеливо и вежливо кивнул в ответ, прижимая к груди Барри и стараясь не вдыхать запах шампуня и кондиционера, который источала старая леди. На ней было очень много вишнёвого, так много, что она была похожа на морщинистую вишнёвую зефирину. Но я звал её «леди Мятный Леденец», потому что в платке она носила слипшиеся мятные конфетки, которыми постоянно пыталась меня угостить. Когда я сказал, что не могу прикасаться к ней потому, что у меня аллергия на вишню, леди рассмеялась, а потом подавилась конфетой.
Ей было много лет. Я думал, так много лет не может быть никому.
– Привет, Лукас.
Джастин – она – остановилась рядом со мной, посмотрела на шахматную доску. Я тут же начал расставлять фигуры, назначение которых может знать не каждый восьмилетний мальчик.
– Сыграем?
– О, замечательно! – обрадовалась старая леди и движением головы рассеяла в воздухе ещё больше старческого аромата, неумело замаскированного сладкой водой и цветочным кондиционером. – Мой покойный муж часто играл с друзьями в шахматы, а мне позволял смотреть. Я буду вашим зрителем! Великим свершением нужны свидетели.
– Будешь моим свидетелем? – спросил я.
Джастин не ответила. Она просто села напротив и улыбнулась почти по-настоящему, так, чтобы собачка внутри меня подумала «всё хорошо, кусать не нужно». Я помню, как она задумчиво скребла спинку стула ногтями с поцарапанным чёрным лаковым покрытием, как непринуждённо стучала носком ботинка о ножку стола и всё ждала того, чего я жду до сих пор.
– Твой ход, – сказала Джастин, а я просто улыбнулся.
– Папа говорит, что нужно уступать девочкам.
– Это очень мило, – просипела леди Мятный Леденец. – Какой воспитанный мальчик!
Я не хотел уворачиваться от её морщинистой руки, но вдруг вжался в спинку стула. Тот, что рычал внутри, посмотрел на леди так, что она просто перекрестилась и оставила меня в покое.
Джастин сдвинула черную фигуру вперёд.
– Папа рассказывал, что в этом отеле случалось что-то плохое, – сказал я.
– Да, я тоже об этом слышала, – равнодушно пожала она плечами и сделала ход.
– Тебе страшно?
Джастин удивлённо прищурилась, а старая леди непонимающе закряхтела.
– Почему мне должно быть страшно?
– Папа сказал, в эти выходные может случиться что-то нехорошее.
– Ничего не случится, Лукас, – сказала она мягко и спокойно. Я только дёргал Барри за ухо и смотрел на неё. – Это всего лишь сказки, страшилки.
Она казалась умиротворённой, как спящие или мёртвые. Я чувствовал, что верю ей, что и я ничего не боюсь, только плюшевый Барри трещал под моими пальцами. Ему было больно, как и мне – остаток уик-энда я ходил с красными от крови пальцами.
– Шах и мат.
– О, как мило, вы ему поддались! – Леди аплодировала от восторга.
– Да, это было бы мило, – медленно ответила она. – Спасибо за игру, Лукас.
– Приходи завтра. Завтра мы доиграем.
Джастин кивнула, растерянным взглядом обведя холл, словно видела его впервые в жизни. Чёрные ногти отбивали незнакомый мне ритм по столешнице, но, когда я попытался его повторить пальцами, она поджала губы и спрятала ладони между стиснутыми коленями.