Незадолго до этого крейсера адмирала Энквиста, которые вышли раньше, потеряли контакт с сопровождавшей их плавучей мастерской «Камчатка». Последняя, укомплектованная частично гражданскими, медленно и верно отставала и скоро осталась позади всех кораблей, включая и отряд Рожественского. 9 октября около 8 часов вечера «Камчатка» радировала, что ее атакуют миноносцы. Вот как один из членов команды описал этот инцидент в письме домой несколько дней спустя: «Все шло хорошо до Скагеррака. Здесь к вечеру 7 октября броненосец «Бородино» был принужден открыть огонь по трем рыбацким судам, которые стремились приблизиться к эскадре, несмотря на наши предупреждения. Снаряды прошли выше цели, прошелестели у нас над кормой и упали в воду совсем близко. Ночью мы ожидали атаки и вдруг ... страшный удар и треск. Оказалось, что на полном ходу мы врезались в рыбацкую шхуну и она мачтами своими сильно повредила нам борт. На следующую ночь нас со всех румбов атаковали миноносцы. Была лунная ночь, тихо, и все, кто был на борту и видел эти суда, говорят, что это точно были миноносцы. Мы шли в компании с «Авророй» и «Дмитрием Донским» и каким-то образом оказались позади и слева от них. Около 8 часов вечера к нам стали приближаться огни. Мы набрали сигнал «Не подходи близко», в ответ сигнал узнавания, как предыдущей ночью, и снова настойчивые попытки к нам приблизиться. «Камчатка» увеличила ход до полного и стала маневрировать, в то время как подозрительные суда окружали нас все теснее. Прозвучал сигнал «минная атака», и по миноносцам был открыт огонь.
Я оставался в кочегарке 16 часов без перерыва. При первых выстрелах, когда я переходил из одной кочегарки в другую, многие кочегары, напуганные, бросились в разные стороны. Тогда я схватил несколько человек из гражданской вахты и приказал им оставаться здесь, пока я не найду сбежавших. Некоторые из моей морской вахты настолько ошалели, что совсем опустили руки, прекратив шевелить уголь. Первые две атаки были между 8 и 12 часами вечера, а третья около 2 часов ночи. Несмотря ни на что, мы все время держали пар на марке. Когда у нас раздались первые выстрелы, мне стало почти плохо, но потом это прошло. Может, от сознания того, что моя приближающаяся смерть все равно неизбежна....
С верхней палубы некоторые видели, почти у самой кормы, как один миноносец выпустил в нас торпеду, но «Камчатку» спас удачный поворот. Наш корабль выстрелил 296 снарядов, и к утру миноносцы оставили нас в покое... Теперь стало ясно, как мало ценят у нас «Камчатку». Ведь мы радировали Адмиралу, что мы в окружении миноносцев, что нас начинают терзать, указывали наши координаты — никто не пришел на помощь. Крейсера, которые нас сопровождали и должны были нас охранять, открыли наше местонахождение лишь через 24 часа».
Этот непроверенный, но искренний рассказ типичен для всех, кто описывал события той ночи. Сам его автор ничего не видел, оставаясь все время в кочегарке, он только передавал «из вторых рук» то, что дошло до него от других.
Рожественский постоянно должен был считаться с возможностью того, что в Северном море, при попустительстве Британии, его эскадру могут поджидать японские миноносцы, и, когда он услышал, что торпедные корабли атакуют «Камчатку» в 50 милях позади него, он подсчитал, что они догонят четыре его броненосца около часу ночи, и объявил готовность № 1.
В официальных Правилах Судовождения, имевшихся на всех судах, плававших от Балтийского моря до Тихого океана, четко и ясно было сказано, что Доггер-Банка наводнена рыболовецкими судами, затрудняющими судоходство, особенно в ночное время суток, когда неожиданно возникают их огни. Броненосный отряд контрадмирала Фелькерзама был, видимо, вполне осведомлен об этих «источниках неприятностей», т.к. он мирно прошел Доггер-Банку, ослепив немного рыбаков прожекторами. Зато отряд Рожественского открыл огонь по траулерам из Гулля, которые во главе со своим самопровозглашенным «Адмиралом» Карром ловили рыбу, координируя, как обычно, свои движения сигналами ракет.