— Да о чем вы, товарищ Хайду?!
— Я знаю вашу горячую голову и знаю, что весь город сейчас вдруг принялся играть в заговоры… — Хайду подошел к Ласло вплотную и, буквально гипнотизируя его своим взглядом, продолжал: — Для нас сейчас самое главное — выжить! Понимаете? Советские войска уже совсем рядом. Осталось еще несколько дней, самое большее — недель! Кто же еще, если не мы, будет отныне управлять государством? Вы понимаете это, товарищ Саларди? И мы не можем ставить на карту наши жизни! Мы не какие-нибудь желторотые юнцы! Наша обязанность, наш долг — пережить этот строй!
— Но ведь речь идет только об одном человеке: он мой приятель, еврей, бежал из гетто. Для него документы — это вопрос жизни или смерти. И он хочет выжить — ничего более.
— Запомните, вы мне ничего не говорили. Слышите? Пришли только насчет ботинок… Да я и знать ничего не желаю о таких вещах! Хотите, чтобы я сломал себе из-за этого шею? Сейчас? В последний миг?.. Этого только мне недоставало. Воровать бланки документов! Из официального учреждения!.. Быть соучастником… используя свое политическое влияние! Да это уже само по себе заговор!
Когда Ласло рассказал, как доверяет ему нилашистский руководитель банка, Хайду несколько успокоился.
— Позиции мои крепки, как никогда, — похвастался Ласло и снова вернулся к начатой теме: — Речь идет о славном пареньке, моем старом друге.
— Но как вам пришла в голову именно типография? Ведь это…
— А что мне еще могло прийти в голову? У меня же нет других связей. Только вы, товарищ Хайду…
Мало-помалу сапожник начал сдавать свои позиции и в конце концов посоветовал обратиться к Дороги, бывшему парторгу в типографии, или еще лучше — к старику Сакаи: «Он живет тут поблизости, на улице Месарош. Но только на меня не ссылаться ни в коем случае…»
Разумеется, Ласло сослался на него. Правда, как потом выяснилось, он и сам хорошо знал Сакаи — неизменного распорядителя партийных дней, — только по имени его не помнил. Сакаи был уже стар, его заросшие седоватой щетиной впалые щеки были изрезаны морщинами, такими глубокими, что ни один парикмахер не мог выбрить его дочиста.
Сакаи взялся выполнять просьбу Ласло с такой готовностью, даже радостью, что Ласло решился переступить границы полученного поручения. Они поговорили немного о военной обстановке, о политике, о настроениях в типографии. Наконец Ласло прямо спросил, как повели бы себя печатники, если бы в городе начались беспорядки или, скажем, вооруженное восстание против нилашистов.
Сакаи, свинцово-бледный, с поредевшими зубами — профессиональная болезнь, — весело сверкнул глазами, но тут же задумался, желая ответить пообстоятельней, и сразу померк:
— Эх, товарищ! Если бы и впрямь уже началось что-то… А у нас — что ж… у нас ведь как рабочий класс рассуждает: «Русские уже в Венгрии, так зачем мне морду под кулаки подставлять…» Ждать-то их все ждут. Вернее — почти все. Конечно, кто человеком остался… эти очень ждут… А вот чтобы и самим подмогнуть… Лучших-то людей у нас кого позабирали, кого в армию призвали… Лучших ребят… Но человек двадцать — тридцать и сейчас наберется, таких, что готовы пойти на баррикады. Потому как пора уже, ох как пора… А я всегда говорил, еще с девятнадцатого года: без баррикад нет революции, а без революции нет социализма. Может, конечно, русские теперь за нас сделают нам революцию. Вернут старый должок, еще с девятнадцатого, когда мы им помогли. Так вот и «получится: после первой мировой — русская революция, после второй — общеевропейская, а там дойдет черед и до мировой революции…
Ласло готов был хоть до вечера слушать рассуждения старого печатника. Но в восемь часов у него собирались друзья, и он поспешил домой.
Пакаи и Миклош Сигети, выслушав рассказ Ласло о том, как схватили Денеша, сперва будто онемели. Потом Миклош порывисто выпалил:
— Мы не можем это так оставить! И вот увидите: не оставим. Выручим! Теперь у нас уже не какая-нибудь сотня людей. Весь город кипит, все готовятся к восстанию. В нашей роте уже открыто говорят…
— В том-то и дело, что открыто! — перебил его Ласло. — Был у меня сегодня один человек… Так вот он правильно сказал: слишком много болтовни вокруг этого… это никуда не годится… Они-то ведь тоже не дураки…
— Нет, конечно. Но что они могут сделать? Ведь это как лавина, ей только начаться! — Миклош забегал по комнате, взволнованно тыча кулаком в воздух. — Как лавина… она сметет весь мусор… всю грязь!