Вообще, тренироваться мне нравилось. К сожалению, в профи я бы не прошел. Лучше было в клуб ходить, чем на зоофак наш тащиться.
В общем, отправился я в армию без особой радости, но и без тоски и печали. Служить мне не нравилось ровно до первой зарплаты. Как только ее получил, сразу взглянул на мир другими глазами. Я таких денег никогда не держал в руках раньше. Говорят, в других местах военным плохо платили, но у нас на Северном Кавказе такого не было. Платили почти день в день.
Вот только командир разведроты в нашем батальоне меня отчего-то невзлюбил. Я человек в обычной жизни очень мирный, несмотря ни на что, и от него просто держался подальше. Но он все лез и лез. Шутки у него были неподобающие. Раз порвал мне бушлат на спине, который я за свои деньги купил, так как на вещевом складе «пиджакам» выдавали какие-то недоделанные. За это я его и приложил. Но не слишком сильно. А он этого словно ждал. Глаза выпучил, рот оскалил — и на меня! Я все же не хотел сильно драться. Он по боку мне слегка проехал, терпимо; я думал, он успокоится. А он раз — и в скулу! В каптерке находились два дружбана его: один «пиджак», один — кадровый, они уселись поудобнее. Думали, наверное, сейчас цирк начнется. Но я тот бой вспоминаю с удовольствием. Долго я до этого отрабатывал один хитрый приемчик — три последовательных быстрых удара ногой, не опуская ее и опираясь только на другую. Грубо говоря, сбоку, прямо и вверх. Вот этот третий удар «вверх» у меня плохо получался. То ли энергии не хватало, то ли сил, то ли природных способностей. А тут такая злость меня взяла, что он у меня получился! Влепил я этим третьим ударом серии разведчику нашему в челюсть так, что улетел он у меня через стул и башкой своей тупой об стол грохнулся. Смотрю, и дружбаны ноги резко под себя подобрали, рожи вытянули, пасти заткнули. А бушлат его, что на стуле висел, я порвал в отместку, свой забрал и ушел молча.
С тех пор мы с ним ровно держались. Без улыбок, но уважительно. Недели три вообще не разговаривали, а потом постепенно стали общаться, но только на служебные темы.
Как бы то ни было, но слухи о нашей схватке по части разошлись. У меня, как и у всех почти «пиджаков», были проблемы с личным составом. Они все-таки служить начали раньше меня. Да и местных абреков в роте хватало — эти вообще отмороженные на всю голову. А тут, смотрю, стали тише себя вести. Уже на «вы» все называют, никто тыкать больше не рискует. Хотя, конечно, я расслабляться не собирался. Местные эти очень опасные существа. Могли и провокацию какую устроить запросто.
Мне здорово помогло, что меня в местный «клуб» пригласили тренироваться. Там контрактники были, которые этим делом увлекались, из города какие-то парни приходили. Офицеры были. Менты даже были. Нормальные парни, по крайней мере, с виду. Спокойные, уравновешенные. И мне такая среда была вполне привычна — запахи, звуки, ощущения везде одинаковы.
И я так вошел во вкус, что мне этих занятий пару раз в неделю стало мало. Да и делать мне в части, честно говоря, было нечего. Бойцы по нарядам расписаны, а если я сам не в карауле, то делай что хочешь. Скука. А тут комбат всю плешь проел: «Почему вы не заняты, товарищ лейтенант? У вас то, у вас это». На то и на это люди нужны. Раз он застал меня на спортгородке и опять начал: «Почему вы один здесь, а не с личным составом?» Так он меня допек, что я зашел в казарму, мобилизовал кого смог, и привел их на спортгородок. «Я, — говорю, — кмс по карате. (Приврал, конечно.) Буду делать из вас бойцов — по бразильской системе». Это я из «Ералаша» вспомнил. Был такой сюжет там, когда за вратарем зеркальная витрина была. Но из моего контингента никто, видимо, ничего не понял. Один абрек заартачился. Типа — «Кто ты такой?! Да я пошел». Что мне оставалось делать? Сделал я ему бросочек один. Грохнулся он и лежит. Орет: «Тебе конец!» Я говорю: «Будешь орать, будешь с Дадаем дело иметь». А Дадай в местной ментовке был что-то вроде авторитета. Не поймешь — то ли авторитет из ментов, то ли мент из авторитетов. Он сам как раз боевыми искусствами не занимался, не надо ему было, но в зал иногда заходил. Чего ему там нужно было, не знаю. Дадай молодых местных не любил почему-то, вроде что-то личное. Если какой молокосос к нему в обезьянник попадал, то огребал по полной — неважно, кто там у него родственники.
Остальные, глядя на такое дело, вообще притихли. Ну и, соответственно, начал я их гонять. Тут папоротники подтянулись поглазеть, потом ротный прискакал, потом сам комбат. «Вот, товарищ майор, — говорю я ему, — веду занятия с личным составом по рукопашному бою. Знаю, что не по расписанию, но что могу». Он посмеялся, но ничего не сказал.