— Я так и понял, что два сломанных ребра — это от излишнего усердия. — Но моя ирония не достигла цели. — Кстати, а где он сейчас?
— По правде говоря, мы не знаем, — вздохнула Анжела.
Беннистер божился, что разыщет Мульдера и заставит его вернуть медаль, но тот как в воду канул. Ко всему прочему, Тони уговаривал меня снять обвинения против Мульдера, дескать, в этом случае он скорее объявится, но я отказался. Мульдер нанес «Сикоракс» ущерб, и я хотел припереть его к стенке.
Но одно дело — припереть Мульдера к стенке, и совсем другое — починить «Сикоракс», и, как я понял, единственно возможный к этому путь — сотрудничать с Анжелой в создании этого чертова фильма. Я так и сказал Анжеле, и та возмутилась.
— Я бы не стала называть этот фильм «чертовым», — заметила она резко. — Это будет очень честная и очень трогательная история жизни.
— Какие у меня есть права?
— Права?
— Ну да, например, право выкинуть оттуда всю вашу ложь. Я не хочу, чтобы в фильме говорилось, будто я собираюсь вернуться на Фолкленды. Не потому, что я боюсь, а просто это не входит в мои планы. Я хочу отправиться в Новую Зеландию.
— Вы имеете в виду редакторскую правку? — спокойно уточнила Анжела. — Я вам сейчас объясню. Вы хороший солдат, Ник, но вряд ли сойдете за знающего продюсера. Вы должны хорошенько понять, что подготовить информацию и представить ее публике — наша работа. Мы научились делать ее очень хорошо и никому не передаем право контроля над ней. Если мы пойдем на это, нам придется всю жизнь потакать капризам любого политика или специалиста по связям с общественностью, желающего утаить правду. А мы говорим только правду. Поэтому вы не получите права на редакционную правку. Вы правдиво изложите нам факты, а мы передадим их всему миру.
Здесь мне нечего было добавить.
— Ясно...
Анжела затушила наполовину докуренную сигарету.
— Ну так что, вы подпишете контракт? — Она открыла сумку и вытащила оттуда внушительную пачку бумаг. — Вот он. — С этими словами она положила на стол по три экземпляра каждого документа. — Это контракт с фирмой «Беннистер продакшнз лтд», которая будет непосредственно заниматься производством фильма. А это страховой договор о неразглашении, оговаривающий, что вы не имеете права вести переговоры с любой другой фирмой или газетой, пока фильм находится в производстве. И наконец, медицинская форма. — Она положила последний документ и протянула мне ручку. — Поставьте свою подпись там, где я пометила крестиком, а затем подпишите каждую страницу обоих контрактов.
Я взял ручку и сел, пытаясь следовать хорошему совету: прежде чем подписывать что-нибудь, внимательно прочитай. Но контракты представляли из себя убористо напечатанные страницы с уймой подпунктов о правах синдиката и кредитах.
— Это стандартные контракты. — Казалось, Анжела была разочарована моими колебаниями. — Я оставлю вам ваши экземпляры.
— Конечно, — сказал я. По правде говоря, мне было неловко заставлять людей ждать, пока я прочту мелко напечатанные страницы. Все казалось ненадежным, к тому же я всегда плохо разбирался в юридических формулировках. Я поставил три подписи, а затем — свои инициалы на каждой странице. — А теперь привезут доски?
— Они прибудут на следующей неделе. — Анжела пододвинула документы Мэттью, чтобы тот заверил их. — Ваш первый вызов, — обратилась она ко мне, — в следующий вторник, в полдень. Вам надо быть у городского причала. Вы знаете, где это?
— Я там вырос.
— Вы хорошо поняли, что подписали, капитан Сендмен?
— Участвовать в создании фильма.
— Всегда быть в пределах досягаемости и помогать в создании фильма. — Анжела отложила мои экземпляры и протянула их мне. — Это значит, что я буду вам чрезвычайно признательна, если вы постараетесь ставить меня в известность о вашем местопребывании.
— Завтра я буду в Лондоне, — ответил я. — Навешу детей. Это разрешено, мадам?
Анжела не обратила внимания на мой неуклюжий сарказм.
— До вторника, — сказала она. — У нас будет морская прогулка. Вам нужна непромокаемая одежда?
— Нет, у меня есть своя.
— Надеюсь на успешное сотрудничество, — холодно произнесла она. — И смею рекомендовать вашему вниманию сегодняшнее вечернее шоу Тони. Провожать нас не надо. До вторника, капитан Сендмен.
— Лучше «господин». Я уже не в армии.
Анжела остановилась. Ее голубые глаза оценивающе пробежались по мне, и стало очевидно, что на «господина» я не тяну.
— До вторника, Ник. Ты готов, Мэттью?
Они ушли, а я почувствовал себя, как генерал Менендес в Порт-Стэнли — жестоко исполосованный, и не к кому обратиться за помощью.
И во всем виноват только я.
Вечером я смотрел передачу «Шоу Тони Беннистера». Я испытывал сильную боль. По какой-то причине боли в спине как раз обострились, а правая нога, хотя я постоянно убеждал себя, что она заживает, онемела, и в ней ощущалась какая-то слабость. Один-одинешенек в этом роскошном доме, я едва удерживался от отчаяния, понимая, что никогда не буду ходить нормально. Я проглотил четыре таблетки аспирина, запив их двумя большими порциями ирландского виски, но это не помогло. Тогда я решил отвлечься от самосожаления и включил программу Беннистера.
Это была ежевечерняя передача, которую крутили с осени до весны. Обычно она шла после поздних вечерних новостей. За то время, пока я гостил у Беннистера, я уже видел несколько его программ, и они мне не очень понравились.
Это шоу завершало цикл. В его основе лежала стандартная схема — несколько знаменитостей-гостей, рок-группа и возбужденная аудитория. Я смотрел телевизор, лежа на диване в огромной гостиной, и потихоньку уговаривал себя, что слабость в правой ноге мне только кажется. Окна я раскрыл настежь, чтобы проветрить комнату от сигаретного дыма.
Первым гостем Беннистера была американская актриса. Потом ее сменил английский политик, оказавшийся куда коварнее любой акулы темного бизнеса. Пока слух терзала рок-группа, я убавил громкость, чтобы не слышать их кошачьих криков, а затем снова сделал погромче — послушать комика, сыпавшего своими остротами со скоростью пулемета.
В общем-то это была обычная передача-беседа. Я бы даже сказал, средненькая передача, но был в ней один весьма специфический участник — сам Тони Беннистер. Не надо было быть большим поклонником телевидения, чтобы понять, как хорошо он знает свое дело. Наделенный природным обаянием, невероятно остроумный, одним своим присутствием он создавал атмосферу спокойствия и уверенности. Он являлся идеальным посредником между аудиторией и высокопоставленными знаменитостями, его гостями. Он выглядел таким надежным, и я не мог понять недовольства им Анжелы Уэстмакот. Пока я смотрел передачу, мое чувство симпатии к нему и гордости оттого, что я знаком с ним, значительно окрепло. Черт побери, он мне нравился. Я обратил внимание, насколько моложе он выглядит с экрана. Когда он приходил в больницу, я дал бы ему лет сорок, а сегодня он выглядел не больше чем на тридцать.
В конце передачи Беннистер рассказал о фильмах, которые будут сниматься этим летом. Мне говорили, что он снимает фильмы только летом, и каждый добавляет что-нибудь новое к его уверенному и в то же время мягкому образу. В этих своих лентах Беннистер либо покорял вершины, либо нырял к останкам затонувших кораблей, либо тренировался вместе с солдатами Иностранного легиона. Фильмы этого года, все того же типа, будут посвящены его борьбе за приз в Сен-Пьере. Он с большим достоинством говорил о своей погибшей жене и, вспоминая случившееся, обещал, что в этом году в память о ней постарается привести свой «Уайлдтрек» к победе. Пока он говорил, на экране демонстрировался сам «Уайлдтрек» — гоночный катер типа «Фарли-64», английского производства, который очень полюбился состоятельным заказчикам всего мира. Я часто проплывал мимо дока Фарли и видел, как они испытывают свои холеные суда. Это был типичный современный катер длиной шестьдесят четыре фута, самая крупная модель «Фарли», клиновидный, с плоской кормой и со сверкающей, похожей на рыбий плавник, килевой полосой. Эти катера, безусловно, очень быстроходны, но я не хотел бы оказаться на них в Атлантике во время настоящего шторма. Я скорее согласился бы на тяжелый катер с глубокой посадкой, вроде «Сикоракс», который, может, и уступал им в скорости, зато мог выдержать любой шторм.