— Это ты его привел? — с укором спросила она.
— Вызови «скорую»! — гаркнул я, как будто отдавал военный приказ.
— Это ты привел...
— Беги! Набери 999! Торопись! — Она могла бежать вдвое быстрее меня. — И принеси одеяло из кафе!
Она побежала. Я опустился на колени рядом с Мики и укрыл его своим пиджаком. Кровь текла ручьем, и я оторвал полоску от своей рубашки и промокнул ее. Раны на голове всегда сильно кровоточат, но я опасался, что это не просто порез. Его стукнули очень сильно, и я подозревал, что сломана скула. Коричневая хвоя, залитая кровью, казалась черной в сгущающихся сырых сумерках. Я погладил Мики по руке и прислушался, не едет ли помощь.
Я был зол и растерян. Я оберегал «Сикоракс», но мне и в голову не пришло, что оберегать надо Мики. Чья же это работа? Кассули? Может, Джилл-Бет тоже привела подкрепление? Могла ли она подозревать, что я веду двойную игру? «Черт возьми! — подумал я. — А вызовет ли она вообще „скорую“?» Оставив Мики на несколько секунд, я доковылял к опушке и посмотрел в сторону деревни. Моя правая нога дрожала, а спину сверлила пульсирующая боль. Я не был уверен, что смогу дохромать до деревни, но если Джилл-Бет подведет, то придется попытаться.
Я проклинал свою ногу, массировал ее, а выпрямившись, увидел свет фар, высветивших бегущих по мосту. Я пошел обратно к Мики. Он еще дышал, слегка похрюкивая.
Послышались торопливые шаги. Знающие профессионалы, специализирующиеся на спасении затерявшихся в болотах путешественников, пришли на помощь Мики. Не надо было дожидаться «скорой» — рядом стоял их «лендровер», который отвезет его в больницу. Мики осторожно положили на носилки, закутали в одеяло и установили капельницу с солевым раствором.
Я дошел с ними до «лендровера» и проводил взглядом до дороги. Кто-то вызвал полицию и спрашивал меня, не дождусь ли я ее. Я ответил, что поеду в больницу, а потом вспомнил, что ключи от машины остались у Мики.
— Я довезу тебя, — сказала Джилл-Бет.
Я колебался.
— Ради Бога, Ник! — Она разозлилась, что я не доверяю ей, и протянула мне ключи от машины. — Хочешь, поезжай сам?
Я позволил ей отвезти меня.
— Кто это? — спросила она.
— Репортер из газеты.
— Ты дурак, — заявила она презрительно.
— Не я! — рявкнул я. — А ты чертова дура! То, что Кассули богат, не значит, что он прав!
— Его дочь убили!
— А кто сделал с Мики вот это? — Я махнул в сторону «лендровера», который ехал на милю впереди нас. — Это ты привела с собой своих ублюдков, ведь так?
— Нет, — запротестовала она.
— Тогда кто это сделал, черт побери?!
Она немного подумала и спросила:
— Ты ехал сюда из Лондона?
— Нет. Я приехал... — Я осекся. Я видел, что Фанни Мульдер вернулся, и мне даже не пришла в голову мысль проверить, не следит ли кто-нибудь за нами. — О Боже! — проговорил я в отчаянии. — Мульдер!
Джилл-Бет пожала плечами, словно хотела сказать, что я сам накликал это несчастье на свою голову. До больницы мы доехали молча. У входа в травматологическое отделение уже стоял «лендровер», а перед ним пустая полицейская машина с зажженными фарами.
Джилл-Бет заглушила мотор.
— Насколько я понимаю, это значит, что ты нам не помощник?
— Я не собираюсь таскать для вас каштаны из огня.
— Так тебе не нужны деньги?
— Нет.
Джилл-Бет пожала плечами.
— Мы не предполагали, что все так получится, Ник.
— Что ты имеешь в виду?
— Американцы против британцев, хотя на самом деле это не так. Кассули уверен, что его дочь убили. Если ты разделяешь это мнение, то ты поможешь нам.
Я открыл дверь машины.
— Это не Америка против нас, — произнес я, — а просто дело старомодной чести, вот и все. У вас нет доказательств. У вас нет ничего, кроме подозрений. Вы играете в эти игры, чтобы осчастливить богача, а будь он беден, никто из вас и пальцем бы не шевельнул.
Она смотрела, как я вылезаю из машины.
— До свидания, Ник.
Я не ответил. Она завела мотор, включила скорость и унеслась.
В больнице пахло карболкой, и этот запах вызвал у меня нежелательные воспоминания. Я сидел под плакатами, призывающими делать детям прививки и информирующими о том, что венерические болезни заразны, и ждал новостей. Наконец ко мне подошел молоденький констебль и сообщил, что у господина Хардинга черепно-мозговая травма и перелом трех ребер. Он без сознания. Чем вызван мой интерес к нему? Я ответил, что он — мой друг.
— Вы видели, как все случилось?
— Нет.
— Вам известно, что господин Хардинг газетный репортер?
— Да.
— А сами вы из газеты?
— Нет.
— Вы вместе приехали в деревню?
— Да.
— Почему же вы не видели, как все произошло?
— Да потому что в это время я отошел в кусты помочиться.
— Вы знаете, кто напал на господина Хардинга?
— Нет.
Лично я был уверен, что это Мульдер, но доказать ничего не мог и поэтому продолжал все категорически отрицать.
— Как вы добрались до больницы?
— На машине друга.
— Кто этот друг?
— Это вас не касается.
— Вы собираетесь обратиться в полицию и оставить заявление?
— Нет, не собираюсь.
Я не хотел вдаваться в объяснения, в противном случае пришлось обвинить одного из богатейших в мире людей в намерении объявить Британии экономическую войну.
Внезапно я почувствовал усталость и страх. Если кассета попала в руки Мульдера, а тот уже на обратном пути к Беннистеру, значит, я должен срочно добраться до реки и остановить Терри Фебровера, который может убить Мульдера, так как тот почти наверняка станет искать меня на «Сикораксе». Поэтому сейчас мне меньше всего хотелось сидеть в полицейском участке, выдумывая всякую чепуху, из-за которой я вполне мог угодить в психушку.
— Господин Хардинг — мой старый друг, — сказал я полицейскому. — Мы приехали в деревню на прогулку, и ничего больше.
— В дождь?
— Да, в дождь.
Обязанный по роду своей работы быть подозрительным, полицейский с неприязнью посмотрел на меня:
— Вы очень близкие друзья?
— Послушай, отвали, сынок!
Он закрыл блокнот.
— Хотите вы этого или нет, но вам все же придется пройти в участок.
— Нет, — ответил я, — я еду домой. А вам, думаю, следует позвонить инспектору Гарри Эбботу. Вы знакомы с ним? Скажите ему, что я очень торопился. И еще передайте, что началась новая англобурская война. Откройте-ка свою записную книжку и запишите мое имя — капитан Николас Сендмен. И не забудьте сказать о бурской войне. Выполняйте! — Последние слова я произнес так, будто вновь оказался в батальоне.
Полицейский, видимо, читал слишком много триллеров.
— Это особенное задание, сэр? — Он сделал ударение на слове «особенное».
— Не ваше дело. Звоните ему, и немедленно.
Я знал, что Эббот будет ругаться на чем свет стоит, но выпутается. Меня отвезли домой. Я попросил полицейского остановить машину на вершине холма, чтобы дойти до дома пешком.
Мне было страшно. Мульдер вышел на тропу войны.
Мики Хардинг без сознания.
Все шло наперекосяк.
Я остановился посередине лесистого склона. На реке начинался прилив. Дождь ослабел, но легкие порывы западного ветра стряхивали мне на голову воду с ветвей. Я вымок до нитки. В доме Беннистера горел свет, а в эллинге и возле моей яхты была сплошная темнота.
Неслышно, как призрак, я спустился по склону. Это было нелегко, так как я давно уже здесь не ходил, да и больная нога делала меня неуклюжим. Но я шел так, словно находился в патруле и за каждым деревом меня подстерегал бандит с ружьем и кучей патронов. Я долго всматривался в тени за эллингом, но ничего не обнаружил, хотя на всякий случай и бросил комок земли в куст рододендронов, чтобы привлечь внимание спрятавшегося наблюдателя.
Наконец я преодолел последний участок склона и спрятался в тени эллинга.