Только «Сикоракс» оставалась неизменной, она была всем, что я имел и хотел иметь.
— Ты помнишь меня?
У моей кровати возник высокий человек с мертвенно-бледным лицом, одетый в потрепанный серый костюм. Он выглядел гораздо старше своих пятидесяти. У него были желтые зубы, налитые кровью глаза и редкие седые волосы. На его физиономии, сплошь покрытой порезами от бритья, застыло скорбное выражение.
— Конечно помню, — ответил я. — Детектив сержант Гарри Эббот, обаятельный, как всегда.
— Теперь уже инспектор Эббот. — Ему было приятно, что я его узнал. — Как дела, Ник?
— Лучше не бывает. — Боль в груди мешала мне четко выговаривать слова. — Пожалуй, если не будет дождя, я отправлюсь на велосипедную прогулку.
— Дождя как раз-таки нет, — мрачно заметил Эббот. — Уже почти весна. Ничего, если я закурю? — Он зажег сигарету и выпустил дым в сторону. Эббот обычно играл в гольф с моим отцом — тот всегда старался поддерживать дружеские отношения с местными блюстителями порядка. Он давал им повод посплетничать, а сам мог рассчитывать на их снисходительность, когда бывал пьян за рулем. Отцовские гулянки были слышны на милю вверх по реке, но пока местная полиция благоволила к нему, никаких жалоб не поступало.
— Ты здесь читаешь газеты? — осведомился Эббот.
— Нет.
Он продемонстрировал мне заголовок в какой-то бульварной газетенке: «Нападение на героя Фолклендов, награжденного Крестом Виктории, в гнездышке Тони с телевидения». Тут же красовалась моя армейская фотография, большой портрет Тони Беннистера и снимок дома.
— Черт побери, — только и сказал я.
— Господин Беннистер в это время был в Лондоне. — Эббот сложил газету и убрал ее. — Значит, избил тебя не он.
— Это был южноафриканец.
— Догадываюсь. — Эббот не выказал ни удивления, ни интереса. Он сорвал виноградинку с кисти, лежавшей на тумбочке, и сплюнул косточки на пол. — Здоровенный, черт!
— Огромный, как баржа.
Гарри кивнул.
— Фанни Мульдер, профессиональный шкипер, — издевательски заметил он.
— Фанни?
— Френсис, но все зовут его Фанни. Он уже, конечно, дал деру. Сейчас где-нибудь во Франции или Испании, а может, вернулся на родину. В любом случае он где-то отсиживается, пока здесь все не уляжется и ему можно будет вернуться. — Эббот пристально посмотрел на меня. — Славно он тебя отделал.
— Он стащил кошелек, сумку и раздел мой катер.
— Он ведь пытался убить тебя, правда? — В голосе Эббота не ощущалось никакого беспокойства по этому поводу. — Фанни бросил тебя на берегу, надеясь, что ты захлебнешься во время прилива. Тебя нашел какой-то зубной врач. Господин Беннистер заявил, что ты вломился к нему на баржу.
— Черт побери, там была моя шлюпка! — Я возражал слишком яростно, и по моему телу словно пропустили ток. Я закашлялся так, что на глаза навернулись слезы.
Эббот подождал, пока кашель успокоится.
— Господин Беннистер, конечно, не желает никакой шумихи и, безусловно, добьется своего.
— Неужели?
— Как, по-твоему, это скажется на его карьере? Он не хочет, чтобы грязные газетенки трубили о том, что одна из его обожаемых горилл избила героя войны. Для него главное — сохранить имидж. Он из тех, кто лезет в бутылку из-за любой мелочи. Ты ведь знаешь их, все эти треклятые лондонцы, что приезжают на выходные в провинцию, чтобы утереть нос местным дуракам.
— Но он же блестящий яхтсмен!
— Это его жена. Была. Собственно, она и настояла на покупке дома в Девоне. Часто бывала здесь и всегда выходила в море. Я ее, честно сказать, недолюбливал. Американка. — Он произнес последнее слово так, словно оно объясняло его неприязнь, и выдохнул дым в сторону капельницы. — Ты знаешь, я скучаю по твоему отцу, Ник.
— Неудивительно, если вспомнить его пожертвования полицейским сиротам и щедрые вливания шампанского.
Эббот неодобрительно хмыкнул.
— Ник, а ты навещал своего отца?
— Мне было некогда, — ответил я и, чтобы сменить тему, спросил: — А когда Беннистер купил этот дом?
— Пару лет назад. Именно столько потребовалось суду, чтобы разобраться со всеми делишками твоего папаши.
— Это Беннистер вытащил мою яхту из воды?
— Бог его знает. — Эббота, по-видимому, это ничуть не заботило. — Это мог сделать любой. Зимой на реке орудовали жулики. Обычное дело. Воровали приемники и эхолоты.
— Это все Мульдер, — заметил я. — На барже было навалом этого добра, кстати, и мои приборы.
— Там они не залежатся, — небрежно обронил Гарри. — Фанни все барахло сплавляет Куллену. Помнишь Джорджа?
— Еще бы.
— Изворотлив, как угорь. Мы уверены, что Мульдер крутит с ним всякие делишки, но это очень трудно доказать.
— А я почему-то считал, что мы, налогоплательщики, платим вам как раз затем, чтобы вы доказывали то, что трудно доказать.
— Это не моя работа, Ник, не моя. — Эббот подошел к окну и с явным неодобрением посмотрел на безоблачное небо. — Меня отстранили от криминальных дел.
— И чем же ты теперь занимаешься? Выдаешь талоны на парковку?
Эббот пропустил насмешку мимо ушей.
— Я сообщу в Службу розыска об украденных вещах, Ник, обязательно. Но сомневаюсь, что там ими займутся. Я имею в виду, что еще есть случаи грабежей сирот и вдов, а те, знаешь ли, не имеют страховок, в отличие от богатых владельцев плавучих средств.
— Я тоже. Моя бывшая жена страховку не продлила.
— Ты дурак, — заявил Эббот.
— Мелисса загуляла, как тут упомнить обо всем? Кроме того, — я пожал плечами, — Джимми Николе должен был присмотреть за «Сикоракс».
— Джимми с ноября в больнице, — сказал Гарри, объяснив мне наконец, почему «Сикоракс» оказалась без присмотра. — Эмфизема. Слишком много курит. — Поглядев на свою сигарету, Эббот пожал плечами и стащил еще одну виноградинку. — Как твои дети?
— Они навещали меня в другой больнице. — Я старался понять, почему Эббот намеренно уходит от более животрепещущей темы. — Ты собираешься предъявить обвинение Мульдеру? — требовательно спросил я.
— Не знаю, Ник, не знаю. В этом есть что-то не то, а?
— Ради Бога! Он украл все мои приборы!
— Нет доказательств. Но если хочешь, можно предъявить ему обвинение в нападении. — В голосе Эббота не было энтузиазма.
— Почему ты не арестуешь его?
— Он ведь тебя засек, — резонно заметил Эббот, — а не меня.
— Короче говоря, ты умываешь руки?
— Я же сказал, меня отстранили от криминальных дел. Я пришел поговорить с тобой в частном порядке. Во имя нашей дружбы.
— Премного благодарен.
— Но будь я на твоем месте, я бы не настаивал на обвинении, — продолжал Гарри как-то беззаботно. — Будь уверен, Беннистер прикроет Фанни. Он наймет ему лучшего адвоката, а тот так замутит воду, что в результате суд выразит тебе сочувствие по поводу медали и заставит оплатить судебные издержки. — Он покачал головой. — Овчинка выделки не стоит, Ник. Забудь об этом.
— Что значит — забудь? Я должен предъявить кому-нибудь иск, если хочу найти деньги на починку «Сикоракс».
Эббот мотнул головой в сторону двери.
— Там полно писак, которые с радостью выпишут тебе чек. Пресса, Ник. Они пытаются прорваться к тебе уже несколько дней.
— Не пускай их сюда, Гарри, ради Бога, не пускай! И все-таки я хочу подать на Мульдера в суд.
Эббот тяжело вздохнул, огорченный моим упрямством.
— Ну, если ты так настаиваешь, Ник. Если настаиваешь. Я пришлю к тебе адвоката. — Он подошел к двери и остановился. — Ты знаешь, твой отец очень гордился тобой, Ник. Действительно гордился. — Не дождавшись моего ответа, он пояснил: — Твой орден Крест Виктории.
— Его заработали двое других, — заметил я, — а я просто не подчинился приказу.
— Все равно, Ник, орден — это орден. Он может изменить всю твою жизнь.
— Я не собираюсь менять свою жизнь. Просто я хочу вернуть его.
— Кого? — нахмурился Эббот.
— Орден, Гарри. Этот чертов Мульдер уволок его вместе со всем остальным. Он был в моей сумке.