— Если Кассули обнаружит вас здесь, — сказал Мульдер, — он непременно вас потопит.
— Фанни, он бросил тебя. Он оставил тебя умирать. — В провалах между волнами ветер был потише, но мне все равно приходилось кричать, чтобы Мульдер услышал. — Он бросил тебя, Фанни, а я собираюсь спасти твою убогую, жалкую жизнь. Я спасу тебя, чтобы привести в зал суда, а там ты выложишь все и о Кассули, и о Беннистере, и о том, как ты перерезал ему глотку.
Южноафриканец бросил на меня презрительный взгляд и покачал головой:
— Кассули не оставит меня.
— Он уже это сделал.
Я уклонился от очередного напора воды и, выпрямившись, принялся осматривать горизонт. «Сикоракс» наконец развернулся, но был еще очень далеко, и я молил Господа, чтобы у Анжелы не возникло хлопот с мотором. Вокруг не было ни единого судна.
Сдавленный вскрик заставил меня обернуться — это Мульдер с ножом в руке попытался сделать выпад в мою сторону, но из-за сломанной ноги и надутого спасательного жилета ему не удалось совершить второе убийство. Похоже, этот идиот действительно верил, что Кассули вернется за ним, и посчитал, что лучше рискнуть и ждать этого спасения, чем предстать перед судом. Придя к такому выводу, он попытался напасть на меня. Я сделал движение ногой, чтобы выбить у него из рук нож и лишить возможности повторить свою попытку.
Но я промахнулся и опять упал. Моя перевязанная рука соскользнула с поручней, и я рухнул вперед, в сторону Мульд ера. Пытаясь восстановить равновесие, я наступил правым коленом на бедро его сломанной ноги.
Он вскрикнул, и этот крик был тут же унесен ветром и обжигающей пеной. Пока я падал, «Уайлдтрек» поднялся наверх. Мульдер все еще стонал от боли, но эта сволочь обладала недюжинной силой. Он обхватил меня за шею своей левой ручищей, и я знал, что правой он разворачивает нож и через минуту его лезвие окажется у меня между ребрами. Нас опять окатило волной.
Я двинул головой вперед и лбом разбил ему нос, но и сам при этом заорал от боли в спине. Я увидел под водой его руку с ножом и попытался перехватить ее. Правой рукой я зажал его кисть, а левую, промахнувшись, порезал о лезвие. Тогда я резко дернул его вооруженную руку на себя, впился зубами ему в основание большого пальца и не разжимал челюсти до тех пор, пока не почувствовал вкуса крови во рту.
Мульдер пытался вырваться, но я не пускал. Он ударил меня свободной рукой и попытался накинуть мне на шею спасательный ремень. Я наугад ударил левой ногой и постарался занять более выгодное положение. Ремень попал мне на глаза; Мульдер потянул за него, и мне пришлось отпустить его руку. Тут моя левая нога попала на комингс, и, получив опору, я изо всех сил качнулся вперед — при этом вода и кровь лились с меня ручьем — и ударил обоими кулаками, одновременно всем телом навалившись на его сломанную ногу.
Мой удар походил на удары копра при забивке свай и был еще усилен тем, что яхта в этот момент поднималась вверх. Я услышал, как хрустнули сломанные кости.
Фанни вскрикнул, дернулся и забыл о ноже. Я выхватил оружие из его ослабевшей руки. Я бы никогда не справился с Мульдером, если бы не его слабость. Но сейчас, со сломанной ногой, полуживой от жажды и голода, он не мог дать должного отпора. Я увидел на его лице кровь, но морская вода тут же смыла ее, а я отчаянно пытался выбраться обратно, не забыв прихватить с собой нож. Я втиснулся в угол кубрика у руля и задержал дыхание, пока не отступила боль.
Мульдер сдался. Он лежал в изнеможении, потеряв всякую надежду. Я с трудом поднялся на ноги, все еще сжимая в руках нож, и увидел «Сикоракс». Анжела пробивалась к нам, но нас разделяло еще ярдов четыреста. Штормовой кливер превратился в лохмотья.
Я занес свою левую ногу над сломанным бедром Мульдера.
— А теперь ты мне расскажешь обо всем.
— Отвали! — Он оставался борцом до конца, упрямый, как раненый кабан в яме.
Меня не мучили угрызения совести по поводу того, что я собирался сделать. Он пытался убить меня, а сейчас я вырву из него признание и когда-нибудь в суде поведаю об этом. Я ударил его каблуком.
Когда он перестал кричать, я опять задал ему тот же вопрос. И на этот раз, боясь нового удара и страшной боли, Мульдер рассказал мне о мести Кассули. Рассказывал он медленно, и я с трудом выуживал из него эти подробности в промежутках между волнами.
Мульдер, послушный своему господину, привел «Уайлдтрек» в эту точку океана, а за две ночи до того под предлогом ночной вахты подпилил левый вант. Он уже проделывал подобную операцию, когда пытался подставить меня. Мульдер знал, что как только вант окажется под нагрузкой, мачта наклонится и сломается. Он пошел на корму, сделал поворот на другой галс, и по всей яхте начался хаос. Команда повскакивала со своих коек и увидела развал... и спасение.
Спасением был супертанкер «Керак», принадлежащий Кассули, который с ярко светящимися огнями вынырнул из темноты. Я представил себе ужас, охвативший Беннистера, когда тот услышал по радио, кому принадлежит так кстати подвернувшееся судно.
Всю команду сняли, на яхте остались только Мульдер и Беннистер.
— Беннистер не уйдет отсюда живым, — сказал Мульдер.
«Да, все было сделано с умом», — мрачно подумал я. Беннистера оставили с единственным человеком, которому он доверял, с его помощником.
Беннистер и Мульдер расчистили палубу от остатков мачты, а затем на моторе пошли на запад. И в это время разразился шторм. Мульдер вел яхту на свет танкера, но в темноте «Уайлдтрек» получил пробоину, а может, его окатила поперечная волна, но в результате вода стала поступать в трюм. Электропроводка тут же отказала, мотор закашлялся и замолк. Мульдер попытался пробраться к мотору и завести его вручную, но по пути соскользнул с трапа и сломал ногу.
Они очутились в полной неизвестности. Танкер больше не появлялся. И вот на следующий день Мульдер перерезал Беннистеру глотку и таким образом выполнил свой контракт. Он надеялся на Кассули, но полузатопленный корпус вряд ли можно было разглядеть на экране радара, и Мульдер ждал напрасно. Он заснул, а когда проснулся, было уже темно, и он через большие интервалы времени стал посылать в небо сигнальные ракеты. Последние три я и заметил.
И вот теперь, съежившийся и промерзший, разбитый и дрожащий, я слушал этот жуткий рассказ Мульдера. Я массировал ногу и чувствовал, как в нее постепенно возвращается жизнь. Время от времени я видел, как Анжела с трудом продвигается все ближе к нам. Один раз я махнул ей рукой, и она в ответ махнула мне. Мне оставалось только молиться, чтобы «Уайлдтрек» не затонул прежде, чем «Сикоракс» подойдет к нам. Я подумал, а не пойти ли мне в каюту и не снять ли спасательный жилет с мертвеца? Но вспомнив о том, что придется еще раз взглянуть в эти пустые глаза и на эту перерезанную глотку, я отказался от своей затеи.
— Что случилось с Надежной? — спросил я Муль-дера.
Он уже считал допрос оконченным, и мне пришлось опять поднять левую ногу.
— Я не знаю! — завопил он.
— Знаешь, черт побери! — Я задержал свой каблук над его сломанной ногой.
— Меня не было на палубе. — Казалось, моя нога загипнотизирует его. — Беннистер выручил меня.
— На допросе ты этого не говорил.
— Беннистер запретил мне! Он заплатил мне, чтобы я сказал в суде, что это я стоял ночную вахту.
— Почему?! — крикнул я. Ветер пронзительно свистел и уносил наши голоса, а ледяная вода обрушивалась на наши сжавшиеся фигуры.
— Потому что он не был вахтенным капитаном. Яхтой управляли мы с Надежной, а не он! Но если бы кто-нибудь пронюхал, что его жена была шкипером, а он — просто членом команды, хана его имиджу.
Я пристально посмотрел на дрожащего Мульдера. Так вот где собака зарыта! Беннистер как моряк и в подметки не годился ни своей жене, ни Мулдьеру, но тщеславие заставляло его корчить из себя эксперта.
Мульдер принял мое молчание за недоверие.