— Так, значит, свирель тебе пела? — взгляд орка царапнул меня.
Мишш подкрался ближе к Эээ, положил лапу ему на колено, мол не пугай хозяйку. Шаман вздохнул, его взгляд потеплел. Он пригладил шерсть метаморфа, а затем, похлопыванием, предложил мне устроится рядом.
Я присела на край возвышения, примостив посох между колен.
— Когда-то очень давно, — начал Эээ пристально наблюдая за моим лицом, — когда меня не было и в помине, как и моего деда, и деда моего деда. Орки нашли в снегах человека. Он лежал изломанной, окровавленной льдиной, Но сквозь обледенелую кожу они почувствовали, что в нем еще теплилась жизнь. Орки принесли его в свой стан и, без особой надежды, принялись выхаживать. Ничего не помогало. Однако, когда шаман занес нож, чтобы освободить человека от мучений. Он перехватил занесенную руку и открыл глаза. Видно что-то держало его в этом мире, не давая уйти за грань. С этого дня человек пошел на поправку. Он выздоровел и орки приняли его в свою орду. Он принял наши обычаи и долго жил по нашим законам. Потом он ушел. Но перед уходом оставил нашим предкам это, — ладонь орка коснулась свирели, — и попросил хранить ее. А еще он сказал, что однажды за ней кто-то придет и мы должны будем отдать свирель. Мой предок спросил: «Как мы узнаем этого кого-то?» — «Он будет другой». «Как он найдет нас?» — «Свирель сама позовет его».
В моей голове мелькнули чужие воспоминания. Отчаянная решимость. Свист ледяного ветра в ушах. Удар. Агония. И тьма, которая поглотила сознание.
— Как звали этого человека? — осипшим голосом спросила я.
— Мы называли его Лли, тот кто не хотел умирать.
Лли. Лиалас.
Я задумчиво прикусила губу.
Есть у меня подозрение, что их человек и мой бог одно и тоже лицо.
Как долго могут жить боги? Бесконечно. Что для них пара сотен лет — мгновения не заслуживающие внимания. Значит ли это, что Лиалас еще жив и остался ли он до сих пор богом? Возможно.
— У него была только свирель? — настороженно спросила я.
Эээ в ответ улыбнулся, обнажая пожелтевшие клыки, и указал взглядом на мой посох:
— Нет. Он забрал с собой Волосяной посох.
Волосяной? Комок удивления застрял у меня горле.
Я взяла найденный посох в руки и тщательно присмотрелась к нему. Тонкие лозы из которых он состоял, действительно были похожи на волосы, заплетенные в косу. Я почувствовала живое тепло. Легкое покалывание пронзило кожу, пробежало волной по венам и растворилось в груди мягким разрядом.
Нет, это невозможно!
Я вздрогнула и едва не выронила посох. Но Эээ не дал ему упасть, перехватив его, он положил посох рядом со свирелью.
— Волос и кость. Две части одной сущности.
Мне показалось, что они были рады друг другу, словно разлученные в детстве братья. Даже Мишш одобрительно закивал увидев их вместе.
— Погодите, — я закрутила головой, все еще не веря услышанному, — Вы хотите сказать, что когда-то, ЭТО было человеком?
— Не совсем. Когда творец ушел то оставил каждому из братьев подарок — частичку себя. Арлазгурн получил возможность творить тела, Ледарис — вдыхал в них душу. Две части одного целого, которые дополняют друг друга.
Да вы издеваетесь! То есть прямо натуральную часть себя?
Сказанное не умещалось в моей голове, словно я пыталась впихнуть куб в круглое отверстие.
Хотя чему я удивляюсь? Мишш ведь тоже часть бога. Видимо у них тут принято собой разбрасываться. Сбивая углы, кубическая мысль, со скрипом, вошла в отверстие.
Итак, передо мной лежали дары творца.
Так вот что получается украл Лиалас! Вот почему его прокляли! Он лишил богов силы дарованной творцом — силы создавать новых существ!
Я вспомнила слова Пелагия о кайлотах: «Темные порождения Арлазгурна, существа без души». Вспомнила озлобленные души без тел, которые вырывали сердца на поле великой битвы.
Все верно. То, что было даром надежды, превратилось в оружие: неправильное, извращенное, создающее изломанных сущностей, наполненных злобой и отчаянием. Оружие, которое могло погубить весь мир. И война эта прекратилась только потому, что с исчезновением даров божественные идиоты поняли — они рискуют совсем остаться без верующих.
Твою мать! Это для меня уж слишком!
Найти забытого бога, еще куда не шло. Но быть хозяйкой даров творца, которые ищут все: от храмовников до богов, это как оказаться между молотом и наковальней — больше смахивает на самоубийство.
Я со страхом посмотрела на Эээ:
— Надеюсь вы заберете их?
Миишь, нервно дернулся, посмотрел на меня с осуждением. Спутанный клубок его чувств проник в мое сознание — там было недовольство, разочарование и надежда, что мои слова были шуткой.