— Босс! Крикнул чей-то голос, прежде чем я успел ответить.
Мы с Федором тут же обернулись, надеясь на хорошие новости. Вместо этого один из моих людей с напряженным выражением лица указал на дыру.
— Мы попали в трубу.
Вода заполняла дыру, о которой шла речь, темная и мутная. Если ключ и был там, то он был под метрами отвратительной воды и в нескольких днях пути от того, чтобы быть полезным для меня.
— Нам нужно найти этот ключ, Костя.
— Я в курсе, — оборвал я Федора и указал на мужчин.
— Делай, что можешь. Но мы не уйдем отсюда, пока не найдем ключ.
Я пошевелил челюстью. Я должен был оставить в живых больше Соколов. Свергнуть семью было бы труднее, но нашлось бы больше людей, которые знали бы, где находится этот ключ.
У тебя остался один Фальконе, — произнес тихий голос у меня в голове.
В голове возник образ Елены, ее длинные прямые каштановые волосы обрамляли резкие, но дикие черты лица. Даже в моем воображении ее глаза сузились от раздражения, а губы приоткрылись, когда она говорила что-то саркастическое.
Я повернулся на каблуках и направился к особняку, отмахиваясь от своих людей, которые пытались сопровождать меня. Роман обосрался бы, если бы узнал, что я один вошёл в дом наших врагов, но все наши враги были мертвы, а те, кто еще не умер, скоро умрут.
Как я и ожидал, вкус Фальконе граничил с обыденностью и безобразием. Планировка не была сложной, недостаток дизайна на его стороне, и я легко нашел его офис.
В то время как остальная часть дома была простой, кабинет Таддео представлял наибольший интерес и интригу.
Очевидно, именно здесь он проводил большую часть своего времени, несмотря на очарование Елены снаружи и наверху.
Глупый человек, — подумал я, оглядывая комнату.
Но потеря одного человека — это сокровище другого.
Мои люди уже обыскали поместье Фальконе, перерыли все документы и сейфы. Не осталось ничего, что можно было бы прочесть или увидеть. Таддео прожил на земле тридцать лет и не оставил никакого реального следа.
Потребовался всего лишь час, чтобы узнать от него все, что мы могли, запомнить его наследие, а затем выбросить его вместе с его плотью и костями.
Но об этом ключе ничего не было найдено.
Второй взгляд в его кабинет оказался бесполезным, единственными заметными предметами были его телефон и бутылка сердечного лекарства. Телефон был отключен..
Я обнаружил, что иду вокруг дома. Мне нравилось водить руками по полу. Стены Таддео и шагание по его полу в моих ботинках. Теперь все это было моим, я не хотел ничего из этого.
Многие из моих людей, особенно Роман, жаждали сжечь его дотла. Последний заключительный акт против наших врагов. Но мне нравилось держать его здесь, нравилось показывать всем, что я вторгся в место отдыха Таддео и выстрелил ему в голову.
Он не был в безопасности, и они тоже.
Громкие насильственные действия не всегда были правильным решением. Иногда тихие, навязчивые напоминания служили королю лучше.
Собираясь уходить, я прошел через кухню. К моему удивлению, это было первое место, где я нашел какие-либо признаки того, что Елена жила здесь.
В куче рядом с задней дверью, ведущей в сад, стояла потрепанная башня из книг и цветочный горшок, наполненный ярким сиреневым цветком.
Я взял книгу, лежавшую на самом верху стопки, и бросил ее между ладонями. Он был старым и потрепанным, посвященным кому-то еще старым выцветшим каллиграфическим почерком.
Позади меня внезапно распахнулась дверь, и в комнату ворвался Федор, его громкий голос проник в комнату раньше, чем он сам. Гнев и отвращение отразились на его лице.
— Костя, нашли еще одну женщину. Я даже не обернулся.
— Кто же это? — мрачно поинтересовался я.
— Аннабелла Бенейтес.
Я медленно повернулся, чтобы посмотреть на выражение лица Федора. Это было похоже на то, что я чувствовал.
— Внучка Елеазара. Федор кивнул.
— Ее нашли возле школы. То, как она умерла, не было подтверждено, но ее тело было найдено без зубов.
Я аккуратно и медленно положил книгу обратно в стопку.
— Елеазар?
— Пока ничего.
Я заскрежетал коренными зубами. Глубоко внутри меня, шевелясь, как Кобра под звуки флейты, начала расти внутренняя ярость.
— Понятно, — тихо сказал я.
Мой советник переступил с ноги на ногу, его обычно веселое выражение лица погасло.
— Что мы будем делать, босс?
Мой взгляд упал на газету, лежащую на кухонном столе. Имя на английском, фотография Макдермотта запятнала первую полосу.
— То, что мы делали каждый раз, когда на нас нападали, — ответил я. Идти на войну.