На месте недостающих двух строк был текст.
- Теперь у нас четыре полных свитка, - сказала юная друидка, вытирая слезы.
Обе зарыдали. Бессильно пытаясь друг друга утешить, они обнялись и продолжали горько плакать.
В какой-то момент на эти звуки вошла Гура, посмотрела на плачущих девушек, повернулась и вышла. Ее слез девочки не увидели.
* * *
В грустных мыслях Эйнелл и Ласка мастерили частокол для коз. Работа бы закончилась, но их все время кто-то отвлекал. Под разными предлогами то одна, то другая соседка приходила «за солью», «угостить пирожками», «спросить рецепт» и т.п. Всё сводилось к одному – что за девушки гостят у Гуэринь? Гуре это не нравилось, она хмурилась и, в конце концов, отправила девчонок в дом и доделала забор сама.
- Слухи ползут быстро, - сказала она, зайдя в сени. – Сегодня ночью отведу вас за дальний брод, потихоньку. Там у меня сарайчик, и лишних глаз поменьше. Но и там вам долго нельзя… Соседский дед Нафом видел свет над нашим домом ночью…
- Мы можем уехать хоть завтра, - сказала Эйнелл.
- Нет. Так быстро репу не собрать… Дня через три поедете, - решила Гура.
* * *
Глубоко ночью Гуэринь растолкала засыпавших девушек и сказала, что пора идти. Через лесок, полный ночных шорохов, неслышно ступая - к распадку. Наконец, показался и брод. Ласка совершенно расстроилась, узнав, что придется лезть в воду, которой было больше чем по колено.
- Долго не стой, тут, между прочим, змеи и жабы водятся… - урезонила ее Гура.
Ласка со всей решительностью бросилась переходить ручей.
* * *
Смена места пошла девушкам на пользу. Маленький, покосившийся домик, точнее сказать, сарайчик, с одним оконцем под потолком и охапкой сена, оказался неожиданно уютным.
От основной деревни было досюда километра два. Люди приходили редко. Работа в основном заключалась в сборе урожая – тыкв, яблок и репы.
После обеда удавалось погулять в лесу - Эйнелл учила Ласку различать травы и собирала гербарий для друидских настоек.
Гура приходила утром, приносила еду. Эйнелл и Ласка пили парное молоко, отдыхали на сеновале и гуляли в сумерках …
На вторую ночь Эйнелл ушла одна далеко вдоль ручья. Тихо плескалась вода, в зарослях шуршала мелкая живность, квакали лягушки. Временами на отмелях отражались звезды. Ночная птица издала жалобную трель.
За эти дни Эйнелл словно лучше поняла себя. Лишь теперь, когда от нее уже совсем ничего не зависело, и когда реальная опасность сгустилась вокруг, Эйнелл перестала считать себя избранной. Теперь уже не до друидской чести, не до правил, свитки нужно спасти! Свитки должны попасть в Леонтию, хоть три, хоть четыре! Все остальное неважно. Пусть ее будут ругать – она сделала, что могла. Она, конечно, продолжит поиски, но позже. А лучше, если друиды пошлют кого-то более опытного…
Жалобная трель ночной птицы раздалась где-то совсем близко.
Эйнелл остановилась, машинально ища, откуда шел звук. Вот и сама птица, неброская, почти белая. Как-то странно нахохлившись, сидит и смотрит на Эйнелл.
- Птичка, - тихо сказала Эйнелл, осторожно сделав шаг ближе. – Тебе тоже одиноко?
Птица еще раз свистнула, словно соглашаясь.
Эйнелл подошла еще на шаг.
- Да у тебя к лапке что-то привязано! Можно, я посмотрю?
- Конечно, можно, для тебя ж писали, - ответил знакомый голос аптекаря.
- Мастер Фра! – обрадовано воскликнула Эйнелл, хватая птицу в объятия. – Как же я рада вас видеть! Ну, вы даете!
- Тихо, тихо, задушишь, - проворчал Фра.
- Как вы там? Что нового в Алоритане?
- Щас расскажу. Отвяжи сначала. Я ж все-таки не голубь почтовый, таскать корреспонденцию, – ворчливо сказал старичок-аптекарь. – На левой лапе для тебя от Майта, на правой - для Ласки от консула.
Эйнелл отвязала записки. Аптекарь присвистнул по-птичьи с некоторым облегчением и продолжил.
- В Алоритане неспокойно. Власти недовольны университетом из-за того, что там помогли тебе. Студентам урезают пособия. На факультете словесных искусств будет новый декан…
- Но декан не помогал мне никаким образом… - удивилась Эйнелл.
- Ты же понимаешь, они ищут крайних... Возможно даже, сместят ректора. Майт наделал много шума, но он что-то нашел. Прочитаешь потом, тут все равно темно.
- Как он сам?
- В бегах. Опасается, что против него предпримут что-то нехорошее.
- Какой ужас!
- Ничего, он держится. Я думаю, сможет прятаться долго. Он хорошо знает город.