- Да, я в курсе, - кивнул Император, - вы ведёте род от своих матерей, но называетесь сыновьями своих отцов.
- И не даром, - ответил ему Яаков, - чтобы родные и двоюродные братья не женились на своих сёстрах. Такое потомство, чаще всего нездорово и дело не в том, благословит или не благословит его Всевышний. Народ должен плодиться и множится, а не мешаться между собой, подобно железу в плавильном котле. Даже если плавится золото, его становится меньше.
- А вы хотите, - усмехнулся Император, - чтобы вас стало больше?
- А вы, римляне, не хотите, чтобы больше было вас? - спросил Яаков.
- Рим — вечен! - усмехнулся торжественно Император, подняв вверх руки, - Рим — бессмертен и перед ним века!
- Века за нм, - кивнул Яаков, поправив Императора, - но насколько я знаю, в римских семьях принято иметь по одному сыну. Многие отцы и матери, когда у них рождается дочь, уносят её за город и оставляют на дороге. Это же ваш обычай?
- У нас, дочь не может продолжать рода, - ответил Император.
- Тем не менее, цезарь, - ответил Яаков, - ты не мог найти утешения, когда умерла твоя любимая дочь, Клавдия, и чтобы продолжить род, ты отыскал своего незаконнорождённого, Спурия. То есть, ты понимаешь, что продолжение рода, это суть жизни настоящего мужчины. Но подумай иначе?
- Как же я должен подумать? - спросил Император.
- У каждого рождённого ребёнка есть мать, и есть отец, - ответил Яаков, - ребёнок — один, а их — двое. Чтобы продолжить род, он должен родить своего сына, верно?
- Совершенно верно, - кивнул Император, - продолжай.
- Но отец не рожает детей, - сказал Яаков, - их рожает мать. Значит, мужу нужна жена. И он в жёны берёт единственную дочь других родителей. Таким образом, на четверых римлян, приходится двое детей, у которых, в свою очередь, рождается только один внук этих римлян.
- Понимаю, к чему ты клонишь, - покачал головой Император.
- А ты, цезарь, говоришь, что Рим — вечен? - сказал Яаков, - посчитай сам, сколько осталось Риму.
- Но что толку от того, что в ваших семьях много детей? - усмехнулся Император, - половина из них больны! Сколько они живут? Пять? Десять? Двенадцать лет, после чего умирают?
- Род продолжают здоровые дети, - ответил Яаков.
- У германцев, этих здоровых детей, вожди бросают в бой наравне со взрослыми воинами, - сказал Император, - и мои легионы усеяли луга и леса Германии их трупами, так же, наравне со взрослыми. И кто будет продолжать германский род, если подростки им нужны как заслоны против врага, в боях?
- Я бы сказал иначе, - подумал Яаков, - у них — даже дети умеют сражаться, а к десяти годам владеют мечом и не боятся ни холода ни голода. А для чего римлянам дети? Римские родители рожают ребёнка ради умиления, чтобы поиграться с ним пока он мал, удовлетворить свою похоть, когда он подрастает и после — выставить из дому вон, когда он становится взрослым, с развращённой душой и раненым сердцем. Такой человек не умеет ничего, его страшит сама мысль о том, что он остаётся один и надо бороться за свою жизнь и продолжать свой род. А он, просто погибает в этим мире, на римских улицах, утопая в той жизни к которой его приучили. А в римских легионах служат аравитяне, сирийцы, персы и германские наёмники. Где же Рим, цезарь? А Рим, тонет в вавилонском блуде, подобно Сдому и Аморе. Разве такое, может быть вечно?
Император нахмурился.
- И что же не так мы сделали, если следовать вашей вере?
- Вы нарушили одну важную заповедь, цезарь, - ответил ему Яаков, - «Плодитесь, размножайтесь и наполняйте Землю...»
Император вздохнул, вновь прошёлся залом библиотеки.
Он молчал. Шаги громко отдавались пустым залом, между зеркально-мраморных стен.
- О чём ещё говорят ваши заповеди? - спросил Император, посмотрев на Яакова.
Яаков развернул свиток и посмотрев в него, глянул на Императора.
- Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других богов пред лицом моим. Не делай себе кумира и никакого изображения… - он помолчал, - не поклоняйся им и не служи им.
- В традициях нашего народа ставить статуи героям, богам и предкам, - подумал Император, - умерших цезарей объявляют божественными и почитают наравне в богами. Что же плохого в том, что в их честь курят благовония и обращаются к этим статуям как к живым людям, вспоминая их? - посмотрел он на Яакова, - я не сторонник жертвоприношений. И я настоял на том, чтобы искоренить жертвоприношения животных, и тем более людей. Но если я скажу римлянам о том, чтобы они уничтожили статуи, или перестали их почитать как память, меня просто убьют. И тебя, вместе со мной. Ты же знаешь, что у нашего развращённого народа, всегда во всём виноваты соседи? Они-то с лёгкостью примут вашу веру, но вас же и объявят виновниками всех своих бед, когда узнают, что по вашему учению, предки в забвении обратились в блуждающих демонов ночи. Хотя, - посмотрел он в сторону, - Рим переполнен демонами, вполне живыми и вполне довольными своими развлечениями, хлебом и зрелищами…