— А я думал, ты на концерте, — сказал Уолтер.
— Дерьмо, а не концерт, — ответил Ричард.
— Это Патти, помнишь ее?
Патти застенчиво проковыляла на передний план.
— Привет, Ричард.
— Патти, которая считается невысокой.
— Это я.
— И все-таки ты довольно высокая. Рад, что Уолтеру удалось наконец затащить тебя сюда. Я уж боялся, что этого никогда не произойдет.
— Патти думает пожить здесь летом, — вмешался Уолтер.
Ричард приподнял брови:
— В самом деле?
Он был тоньше, моложе и сексуальнее, чем запомнилось Патти. Как это ни ужасно, но внезапно ей захотелось сказать, что все это не так, что она вовсе не думала переезжать к Уолтеру или переспать с ним сегодня. Но, стоя здесь, глупо было отрицать очевидное.
— Я ищу квартиру поближе к спортзалу, — объяснила она.
— Конечно. Очень разумно.
— Она хотела взглянуть на твою комнату, — сказал Уолтер.
— Там сейчас не прибрано.
— Ты так говоришь, как будто там хоть иногда бывает прибрано, — радостно рассмеялся Уолтер.
— Случаются периоды относительной прибранности, — ответил Ричард и выключил телевизор пальцем ноги. — Как поживает твоя подружка Элиза? — спросил он у Патти.
— Она мне больше не подружка.
— Я же тебе говорил, — заметил Уолтер.
— Хотел услышать из первых рук. Она совершенно двинутая, правда? Сначала это не бросалось в глаза, но потом… Потом бросилось.
— Я совершила ту же ошибку, — призналась Патти.
— Только Уолтер сразу же все понял. Все об Элизе. Неплохое название.
— У меня было преимущество — она возненавидела меня с первого взгляда, — сказал Уолтер. — Мне было лучше видно.
Ричард захлопнул блокнот и сплюнул в банку коричневую кашицу.
— Я вас оставлю, дети мои.
— Над чем ты работаешь? — спросила Патти.
— Обычная херня, которую невозможно будет слушать. Пытался придумать что-нибудь с этой телочкой, Маргарет Тэтчер. Новый английский премьер-министр.
— «Телочка» звучит как-то притянуто по отношению к Маргарет Тэтчер, — сказал Уолтер. — «Дама» больше подходит.
— А тебе как «телочка»? — обратился Ричард к Патти.
— Да я вообще не из придирчивых, — ответила она.
— Уолтер утверждает, что так говорить нельзя. Он говорит, что это унизительно, хотя, по моему опыту, телки обычно не против.
— Звучит так, как будто ты еще в шестидесятых.
— Звучит так, как будто этот неандерталец еще с дерева не слез, — сказал Уолтер.
— У неандертальцев, по слухам, были прочные черепушки.
— Как и у быков, — заметил Уолтер. — И прочих жвачных животных.
Ричард рассмеялся.
— По-моему, сейчас уже никто не жует табак, кроме бейсболистов, — вмешалась Патти. — На что это похоже?
— Можешь попробовать, если есть желание блевануть, — сказал Ричард, вставая. — Я пошел. Оставляю вас, ребятки, наедине.
— Стой, я хочу попробовать, — сказала Патти.
— Это не лучшая твоя идея, — предупредил ее Ричард.
— Нет, я правда хочу.
То настроение безвозвратно ушло, и теперь ей было интересно, сумеет ли она удержать Ричарда. Ей наконец представилась возможность продемонстрировать то, что она пыталась объяснить Уолтеру с вечера их знакомства, — она недостаточно хороша для него. Разумеется, Уолтеру тоже представилась некая возможность — сорвать очки, принять демонический облик и изгнать соперника. Но Уолтер, как обычно, хотел, чтобы все было как хочет Патти.
— Дай ей попробовать, — сказал он.
Патти благодарно улыбнулась:
— Спасибо, Уолтер.
У табака был ментоловый вкус, и она тут же обожгла десны. Уолтер принес ей кофейную кружку для сплевывания, и Патти, как объект исследования, присела на диван, ожидая, пока подействует никотин, и наслаждаясь всеобщим вниманием. Но Уолтер порой поглядывал на Ричарда, и у нее вдруг заколотилось сердце: она вспомнила убежденность Элизы в том, что Уолтер по-особенному относился к своему другу; вспомнила ее ревность.
— Ричард восхищается Маргарет Тэтчер, — сказал Уолтер. — Он считает, что она олицетворяет собой капиталистическую «избыточность», которая неизбежно приведет к падению капитализма. Думаю, Ричард пишет любовную балладу.