— Я глотну. — И я, не садясь, отпила из стакана. — Я глотнула уже. И ухожу.
В прихожей я приоткрыла дверь кухни:
— Пока! Ты ж позови меня на день рождения. Если будет уместно.
— Уместно, я… Я не буду праздновать. А то б позвала.
— Как жаль. Ну, тогда поздравлю по телефону!
— Нет телефона, — она развела руками.
Я растерялась невольно. В самом деле, вот положение.
И вдруг торопливо я раскрыла сумку, порывшись, нашла флакон с духами, он был уже наполовину использован, а этикетка стерлась, ободралась…
— Возьми! — попросила я. — Что ж делать?.. Возьми! Оценишь мой вкус. Это любимые. Не провожай меня. Я побежала…
Я не стала смотреть на нее. Умышленно. Пожала ей наскоро руку, где-то у локтя, и сразу вышла. Кто его знает, какое у нее было лицо. Дурацкий поступок. Смутила ее, обидела? У меня на сердце остался по сей день какой-то смутный, неприятный осадок. Я б не обиделась… Но это, однако же, ничего не значит. В общем, скверно вышло, я это чувствую, я не уверена в том, что я правильно поступила, наоборот, пожалуй… Но эти сомнения были потом. А тогда было только это: «Не провожай меня. Я побежала…»
И я побежала! На улице было свежо. Я поразилась: было пустынно и солнечно! Еще кое-где сохранились лужи, был дождь. На знакомой троллейбусной остановке стоял мужчина, он был без портфеля, без сумки и просто в руке держал свой «завтрак» (как будто бы так), аккуратно завернутый в газету. Он посмотрел на меня неодобрительно. Еще бы! Я шла и улыбалась, как дурочка…
Я обошла остановку, пошла пешком, буду идти и идти, пока не захочется до смерти сесть и ехать, решила я. Такой неумолчный щебет стоял повсюду, таким жгучим светом горел и сверкал застекленный купол над каким-то домом, что легкие мои заныли и попросили пощады. Глаза мои сузились, но я шагала и неотрывно смотрела на этот купол… Господи, почему мне так нравится все громоздкое и блестящее? Разве и это не признак придурковатости?
А позади загудело, завыло… Я в страхе оглянулась. Троллейбус… Но мчался он как оглашенный! Трясущийся, дребезжащий троллейбус, который, как правило, больше ползет, чем едет, он мчался с гулом, как гоночный автомобиль, и я успела выхватить взглядом пассажирские лица, всего несколько промелькнувших лиц, и за рулем сидел не вихрастый парнишка, а солидный, пожилой мужчина, он вырвался, я поняла это, он гнал степенную свою машину по утренней пустынной улице, под ранним солнцем и ликовал, наверное… И рев мотора радовал и пьянил его душу!.. Свобода! Пленительная свобода!