Запереть все выходы из театра сумели уже после того, как значительная масса народа вывалила наружу и растеклась в разные стороны.
– Как мы выясним!.. – орал генерал полиции.
– Что? – орал на него другой генерал.
– Да пошли вы!
– Придется шерстить списки. А сейчас, по горячим следам обследовать здание и обыскать, опросить и обследовать всех, кто еще там остался!
– Что значит, обследовать?
– Да пошли вы!
Шоцкий оказался на улице вместе с первыми, выскочившими из театра. Винтовка с еще теплым дулом осталась запертой в каморке.
Километрах в пяти от музыкального театра, за железнодорожными путями уже много лет пылился заброшенный кирпичный завод, имеющий достаточно обширную территорию.
Туда-то и отправился Шоцкий после того, как покинул театр. Невдалеке от бывшей проходной завода стояла служебная машина Акбашева. Иван Владимирович проехал на территорию завода и спрятал свой автомобиль в глубине кирпичных руин.
Пройдя по территории завода, он вошел в один из пустых цехов, побродил по его немногочисленным коридорам и нашел то, зачем пришел, вернее, того к кому пришел. Исполняющий обязанности губернатора Ростовской области сидел между двух кирпичных столбов, прислонившись к стене на полусгнившем стуле, найти который здесь Ивану Владимировичу было не так просто. Акбашев был связан по рукам и ногам, рот был заклеен скотчем.
Шоцкий встал перед ним в чистом мундире, застегнутом на все пуговицы, с погонами полковника, на голове его красовалась фуражка, на груди орденская планка.
Он подошел и сорвал со рта Акбашева скотч.
– Что будешь делать? – откашлявшись, спросил Акбашев. – Что ты хочешь?
Шоцкий посмотрел ему в глаза и опустил голову.
– Я вижу, чего ты хочешь, – твердым голосом проговорил Акбашев. – С родней моей ты меня развел, красавец. Ты бы и пальцем их не тронул, не посмел бы. Нет, не из страха мести, или каких других последствий для тебя, просто, тебе бы совесть не позволила. Ты не такой, полковник. Как я попался? Вот ты волшебник! И не прослушивал ты меня! Вот он, профессионализм! Как у тебя голос поставлен! Как ты меня… просто приворожил. – Акбашев попытался рассмеяться. – Что ты хочешь, ответь? Мне уже все равно, я уже никому не скажу, но хоть, любопытство утолю. И просьба у меня к тебе одна будет.
– Что за просьба, Кама? – наконец выдавил Шоцкий.
– Хочу умереть, как мужчина. Стоя, свободно, лицом к смерти. Кем угодно меня можешь считать, самыми последними словами ругай, и другие пусть ругают, но никто, ни из друзей, ни из врагов никогда не скажет, что я не мужчина.
– А тех, кого ты кончал, ты слушал?
– Жизнь непростая штука, полковник. Я о тебе ничего не знаю, кроме того, что ты как-то поспособствовал по наущению определенных ведомств избавиться от Ротора. Мне кидали твое досье зачем-то, я глянул, но не придал этому значения. Я не понимаю, зачем ты хочешь меня убить. Ответь, полковник.
– Ты много нагадил на этой земле, – спокойно ответил Шоцкий.
– Брось, полковник! Если всех, кто гадит, уничтожать, на земле никого не останется. Или у тебя своя градация есть? Как у закона, который устанавливает степень вины человека в зависимости от обстоятельств того, сего, да и самого человека. Ведь ты служитель закона и прекрасно осведомлен о том, кто эти законы, а главное, для кого, пишет, а потом меняет, расширяет, вносит поправки по мере возникновения неудобных, ну, или наоборот, угодных обстоятельств. Зачем тебе это нужно? Зачем ты это делаешь? Поделись секретом.
– Я разбиваю лампу, – улыбаясь, ответил Шоцкий.
Лицо Камы приняло удивленный вид.
– Видимо, для тебя это важно. Что ж, как знаешь. Ты исполнишь мою просьбу?
– Нет, – отрезал Шоцкий.
Шоцкий извлек из кармана смартфон и принялся, включив на нем камеру, приматывать его скотчем к кирпичному столбу так, чтобы виден был Акбашев и небольшое пространство вокруг него.
– Ты еще и кино решил снять. Да ты извращенец! – Кама рассмеялся. – Будешь лайки собирать, бабло рубить в интернете?
Иван Владимирович ничего не сказал. Он проверил, хорошо ли видно Каму, его самого, если он встанет перед Камой, после вынул из кармана скотч и нагнулся к Акбашеву. Тот воскликнул:
– Последний вопрос, вот чисто из любопытства. Ты всех сегодня в театре завалил, или только одного?