— Спасибо, не жалуюсь.
Лицо Чилтона рассекла довольная ухмылка.
— Гидеон, — вспомнил Уилл. — Это разве не тот, кого поймали сперва вместо Чесапикского Потрошителя?
— Именно. Потом он убил медсестру и сбежал из нашей клиники. Больше такого не повторится, уж я вам обещаю. Совсем недавно Вашингтон снова перевел его под наше ведомство. Приятно вернуться в родные стены, да, доктор Гидеон?
— Как говорится, дома даже стены лечат, — снова раздался голос из камеры. — Проводите экскурсию новому сотруднику? Должно быть, вы впечатлили директора, раз уж он сам занялся этим. Обычно он скидывает новичков на санитаров и даже не помнит их имена. Спросите его, кто сейчас на смене, и сами увидите. Ваша память уже не та, доктор. Может, это последствия травмы, которую я вам нанес? Вы так не думаете?
Уилл заметил, как Чилтон непроизвольно коснулся своего костюма в районе живота.
— Хрестоматийный социопат. Если будет вести себя вызывающе, можете использовать любые дисциплинарные наказания, Тернер. Мое личное разрешение. Не будем здесь задерживаться. — Он указал на камеру напротив, где в темноте другой заключенный лежал на койке, сжавшись под одеялом. — А это Ирвин Миггз. Местные его прозвали Многосторонний Миггз.
— Почему? Он талантлив?
— Не в тех сферах, о каких можно упомянуть в приличном обществе. — Уиллу показалось, что Чилтон кого-то цитировал. — Мочится на посетителей, кидается спермой, как-то прокусил себе руку насквозь. Очень проблемный пациент. Шизофрения, галлюцинации, приступы.
— Вы пытались его лечить?
— Без толку. Любой внешний фактор может спровоцировать у него агрессию, после чего еще неделю не разговаривает, а только скулит от страха. Ни один врач не любит задерживаться возле его камеры, так что мы даем ему аминазин или галоперидол, если начинает дебоширить.
Чилтон прошел дальше, и конец коридора существенно отличался от всего, что видел Уилл: с одной стороны обычная стена и шкаф под халаты, а напротив — камера в два раза больше обычной за пуленепробиваемым стеклом с небольшими, размером с хоккейную шайбу, отверстиями. В дальнем углу — железный, закрытый лоток. Камера была пуста.
— Впечатляет, — наверное, впервые за весь разговор с Чилтоном искренне произнес Уилл.
Вызывающая стерильно-белая комната, будто вырезанная из чьего-то дома и помещенная сюда, в подвал темницы. Похожая одновременно и на аквариум, и на стекло, за которым хранится редкий вид бабочки. Очень-очень редкой бабочки.
— Чтобы принять такого гостя, как Ганнибал Лектер, нам пришлось существенно пересмотреть все возможные меры безопасности. Как видите, мы справились. Шесть лет он пребывает в нашей больнице, и лишь раз мы были беспечны. Три года назад Лектер пожаловался на боль в груди, и, пока охранник отвлекся, а медсестра расстегивала ему смирительную рубашку, чтобы установить датчики, он напал на нее. Вот, что он с ней сделал.
Уилл взял замусоленную фотографию на автомате, и, прежде чем успел закрыться, изображение хлынуло в разум. Он услышал писк кардиомонитора, ощутил вкус крови во рту и мякоть кожи под зубами. Ни ярости, ни боли, только спокойствие. Безбрежное, сильное течение. Сила и могущество. Он медленно закрыл глаза и произнес:
— Обманул раз — позор тебе, обманул два — позор мне.
— Лектеру больше меня не провести, — кивнул Чилтон, забирая фотографию. — И, надеюсь, это послужит вам уроком. Он может казаться сколько угодно вежливым и интеллигентным, но, стоит вам зазеваться, Тернер, он вырвет ваши гланды прямо через шею. Не забывайте об этом, когда будете на смене.
— Не забуду. Где он?
— На прогулке. Его адвокат снова выбил ему одну в день. А теперь вернемся в мой кабинет, нужно подписать последние бумаги.
========== Часть 2 ==========
Нэшнл Тетлер от 12 января 1977
Мой дорогой Пан,
Прошу прощения за задержку. Мою почту отложили на неделю за «отсутствие сотрудничества» с моей стороны к Ф. и его попыткам препарировать мой мозг с деликатностью тупой ножовки. Кажется, моя статья имела больший успех у публики, чем я ожидал, за что меня и попытались наказать. Однако дорогой Ф. забывает, что «наказание» — это мера, применяемая, чтобы человек изменил свое поведение, а я по-прежнему не намерен ему помогать.
Я подумал, что с моей стороны будет так же правильным ответить любезностью на любезность.
Вы упоминали частые переезды, но, я думаю, у вас есть тихое убежище. Где-то возле воды. Вы заядлый рыбак, кто-то научил вас премудростям рыбной ловли, и вы находите в этом процессе утешение и покой. Это был ваш отец?
Из всего дома вы используете только одну комнату, она служит вам и спальней, и кухней, и рабочим кабинетом. Вы гордый хозяин больше чем пяти собак. Вы одиноки и сублимируете на них заботу и любовь. Вы также искали свое предназначение в структурах правопорядка, но не прошли какие-то из психологических тестов. Не просто какую-то анкетированную ерунду, а серьезные тесты. Я ставлю на ФБР.
А теперь мой совет.
Если вы действительно взялись за это трудное ремесло, если вы уверены, что это то, чем вы хотите заниматься, чего жаждет ваша душа — причинять боль плохим людям, вершить правосудие, стать судьей человеческих страстей, вам следует стать гораздо осторожнее.
Избавьтесь от собак. Избавьтесь от дома. От той работы, которую выполняете сейчас. От близких людей или тех, кто считает вас другом. На этом пути вы будете один и только один. Ваши знания полицейского процедурала помогут обойти их ловушки и крючки, но, только создав себя заново, вы сможете охотиться среди людей безнаказанно.
Не бойтесь, вы не допустили никаких ошибок. Не жалейте, что написали мне. Вы не знали, что мое обоняние гораздо сильнее, чем у обычного человека, и ваши письма хранят гораздо больше информации, чем вы полагали. Но только для меня, а я этими знаниями делиться не намерен.
Удачи.
искренне Ваш,
Г.
Доктор Лектер,
Излишняя самонадеянность может сыграть с любым дурную шутку. Ваше письмо было как пощечина. Простите, что долго не отвечал. Я не мог найти слов, меня переполняла ярость и стыд, но сейчас я отрезвлен и понимаю, что отделался малой кровью. Благодарю. На этот раз абсолютно искренне.
Мне хочется тешить себя мыслью, что вас хотя бы отчасти волнует моя судьба, но я вполне осознаю, что реальность далека от желаний. Вам «интересно», как все обернется, и не более.
Также хочу отметить, что ваши манипуляции не остаются незамеченными, доктор. Если я откажусь от своего окружения, что у меня останется? Наша переписка? Чтобы я доверился единственному человеку, который меня по-настоящему понимает, и жил бы каждый день, представляя, как говорю с вами? Потому что письма показались бы суррогатом вместо настоящей встречи?
В эту игру могут играть двое, доктор. Конечно, ваш опыт не сравнится с моим, но у меня еще есть время отточить свои навыки.
И раз уж пока что у меня нет причин не подыграть вам, я хочу сделать вам подарок. Надеюсь, он придется вам по вкусу.
с уважением,
Любитель-рыболов.
Нэшнл Тетлер от 16 февраля 1977
Мой дорогой Пан,
Я рад, что вы решили возобновить нашу переписку, уверен, решение далось вам нелегко. Говорить о доверии между нами еще рано, надеюсь, со временем мы его достигнем.
Вы все еще злитесь на меня, не отрицайте. Манипуляции — естественный инструмент, которым люди пользовались от начала времен, чтобы заставить других делать то, что необходимо, однако способ действует, только если объект манипуляций ни о чем не подозревает. Теперь вы знаете. А значит, хотите быть направленным в той же мере, как и тот, кто хочет направлять. Какой смысл в гневе?
Судя по новому букету, которым богато это послание, вы нашли нового нарушителя спокойствия. И сменили декорации. Гамамелис весеннецветущий. Как вам Вирджиния в это время года? Богатый улов? Вы не выставляете свои жертвы напоказ, а мое любопытство к газетной хронике другого штата может вызвать нездоровый интерес у местного управления. Поделитесь. Используйте смывающиеся чернила, и я обещаю, что ваше признание умрет вместе со мной.