-Переодеться бы тебе, княжна, не мешало.
-Чего?! – возмутилась я попервой, но тут глаз зацепился за подол платья жёлтенького, на котором от травы зелёные пятна появились, и нехотя поплелась к себе в горенку.
Спорить, ругаться или дознание учинять сейчас не стала, я этому ушастому выхухолю всё после пира выскажу, пусть не надеется, что забуду. С такими мыслями наверх и поднималась, а наверху меня уже две холопки поджидали, чтобы в платье праздничное облачиться помочь. Одна из двух девок мне знакома была, та самая «корова», на которую ушастый «пастух» загляделся сегодня. Ежели честной быть, то заглядеться было на что. Статная да ладная девица с толстой и длинной до самых бёдер косищей тёмно-русых волос и тёмно-синими глазами, была чудо, как хороша.
Печально вздохнув, подёргала свою косичку, едва до лопаток доходящую. И у меня была бы такая же длинная, если бы пять годков назад репьёв не насажала, с мальчишками в витязей-разбойников играя. Мы тогда весь день до самой ночи вокруг Сколок с ребятнёй деревенской гоняли, даже поесть в Избушку не бегали. Когда первые звёздочки на небе зажглись, папка за нами явился, меня подмышку схватил, братиков за шкирки и домой повёл к мамке. Мамка в Сколках и вообще в ближайших деревеньках по крайней надобности или по слёзной просьбе только появляется, говорит, что не доверяет им. Если бы не доверяла, то и нам бы запретила с ребятнёй тамошней играть, а так думаю, обида у неё на люд простой скопилась. Слышала от Терентия, что мамку, когда я совсем малая была, обвинили в волошбе тёмной, потом правда одумались, прощение попросили, но обида осталась.
Так вот, привёл отец нас в Избушку-на-Курьих-Ножках, да маме сдал. Ну, точнее сдал меня, а мальчишек в баню погнал, уж больно чумазые они как поросята были. Меня же мамка сперва отчитать решила, что веду себя словно и не княжна вовсе, а мальчишка беспризорный, но слова у неё так в горле и застряли, когда она мои волосы увидела. А у меня же пока с ребятнёй играла, коса тугая расплелась, и ремешок потерялся, подвязать я их не догадалась, да и не мешали они мне. Словом намертво репей в волосах замотался, такими колтунами, что не распутать. Пришлось срезать, мама чуть не плакала тогда. Хотя больше всего по моим отрезанным волосам страдал отец, да и сейчас, нет-нет, глянет на мои хоть и отросшие, но всё равно неприлично короткие волосы и вздохнёт печально.
-Княжна, вам какое платье приготовить? – отвлекла меня от воспоминаний одна из холопок.
-Синее с жемчугом, - отозвалась я и поспешила умыться пойти, да косу переплести тоже надобно.
Пока девки с платьем возились, я своими делами занималась да думу думала. Вот чего княжич да прадед к этому венку прицепились? Ну, надела и надела, что с того-то? Может, какое поверье у лесных на этот счёт имеется. Эх, сколько раз родственники мне говорили: «Учи, Лисонька, традиции Лесного Княжества! Они нам теперячи союзники, лишним не будет». Я, дура такая, тогда отмахивалась, мол, им надо пусть и учат, а мне и так хорошо, у меня колдовские книги ещё не все изучены. Теперь понимаю, надо было хоть для интереса полистать, чтоб впросак не попасть.
Косу я переплела, лентой в тон платья повязала, потом с помощью холопок сперва тонкое нижнее голубое платье надела, потом верхнее шёлковое синее-синее с пурпурной каймой, жемчугом вышитое. На голову мне надели венец с жемчужными привесками и даже хотели чуть щёки подрумянить, но я решительно отказалась. Вот ещё!
Глянула я на себя в зеркало, покрутилась чуток, чтобы понять всё ли хорошо и направилась в гридницу. Дойти не успела. Эльгарэн меня на лестнице догнал и молча протянул руку, предлагая сопроводить. Посопела немного, но кончики пальцев на его предплечье положила, но я, не я была бы, если бы едва слышно ему не сообщила:
-С тобой я после поговорю.
Поганец этот мне только улыбнулся и вперёд повёл. Пир нынешний был, так сказать, семейным, поэтому, когда мы в гридню вошли за столом длинным да широким сидели только прадед, дедушки двоюродные с супружницами своими, дядьки, из которых только Игорь, Милорад, Бажен, да Ян были женаты, но только трое из них были с жёнами. Улиана, жена Бажена, со дня надень, должна была разродиться и к столу не спустилась, попросив извиниться супруга перед гостьями. Носить ребёнка бедняжке было тяжело с её-то крохотным росточком и почти мальчишеской фигуркой.