Солнце медленно скрылось за горизонтом, и дом снова погрузился в тишину. Я осталась одна, если не считать репортёров, которые всё ещё дежурили у ворот. Мира настойчиво звала меня к себе домой, в её маленькую однокомнатную квартиру, за которую она явно платила больше, чем могла себе позволить. Она предлагала остаться у неё или даже снять что-то побольше. Но я вежливо отказалась.
Она взяла с собой Луну, ведь эта собака ладила со мной так же, как с мокрой кошкой. Мира пообещала вернуться утром. Возможно, мне стоило быть с ней более учтивой. Когда она предложила мне, чтобы она осталась здесь, в этом доме, я мечтала лишь о том, чтобы все ушли. Шум и внимание утомляли меня, и я не хотела слышать телефонные звонки, которые Мире предстояло сделать этим вечером. Они напоминали бы мне о том, какой хаос творится в мире и в социальных сетях.
Все говорят что-то о моих родителях. Без сомнения, они обсуждают меня. Жалость. Прогнозы о том, когда я последую за своими мамой и папой либо из-за передозировки, либо из-за собственного самоубийства. Каждый имеет своё мнение и думает, что знает всё. Если бы я думала, что раньше жила в аквариуме… Я возвращаюсь к плите, выдыхая. Мои родители оставили меня разбираться со всем этим дерьмом.
Из кастрюли поднимается пар. Я выключаю конфорку и переливаю удон в миску. Тру пересохшие губы и смотрю на жёлтый бульон. В животе урчит. Я ничего не ела и не пила весь день, но не уверена, что собиралась есть приготовленное, когда забрела на кухню, чтобы приготовить ужин. Мне просто всегда нравился процесс готовки. Рецепт, процедура… Я знаю, что делать. Это своеобразная медитация.
Обхватываю миску руками, наслаждаясь теплом, поднимающимся по рукам. По телу пробегает озноб. Я почти начинаю есть, но понимаю, что на это потребуется больше энергии, чем у меня есть.
Они мертвы, а я не плачу. Я просто беспокоюсь о завтрашнем дне и о том, как со всем справиться.
Не знаю, что делать. Мысль о том, чтобы в ближайшие дни надо поговорить с руководителями студии или старыми друзьями родителей, пока я хороню мать и отца, вызывает приступ желчи в горле. Меня тошнит. Я не смогу этого сделать. Они знали, что у меня нет навыков, чтобы справляться с такими ситуациями. Я не могу улыбаться или притворяться, что ничего не чувствую.
Вытаскиваю из ящика палочки для еды, вставляю их в лапшу. Беру миску и несу наверх. Поднимаюсь и, не останавливаясь, отворачиваюсь от двери их спальни. Иду налево, к своей комнате.
Неся миску к столу, делаю паузу. От запаха удона сводит желудок. Ставлю его и подхожу к стене. Скатываюсь вниз, пока не сажусь на пол. Прохладная древесина успокаивает нервы. Хочется лечь и положить на неё лицо.
Странно ли, что я осталась в доме сегодня вечером? Они умерли сегодня утром в комнате прямо по коридору. Патологоанатом оценил время смерти около двух часов ночи. Я проснулась только в шесть. Мой разум мечется между желанием отпустить ситуацию и осознанием, как всё произошло. Мира приходит каждый день. Если бы я их не нашла, это сделала бы она.
Почему они не подождали, пока я вернусь в школу на следующей неделе? Они вообще помнили, что я была в доме?
Откидываю голову на стену и кладу руки на согнутые колени. Закрываю горящие глаза.
Они не оставили мне записки. Оделись. Выгнали собаку. Запланировали, чтобы Мира пришла этим утром поздно, а не рано. Не написали записку.
Закрытая дверь маячит передо мной. Открываю глаза, глядя через дверь своей спальни на длинный коридор и их комнату в другом конце.
Дом такой же. Ничего не изменилось.
Но в этот момент я слышу слабое жужжание. Моргаю, пытаясь понять, что это такое.
Я думала, что выключила телефон. Репортёры знают, что можно отправлять запросы на комментарии через представителей моих родителей, но это, похоже, не помешало им найти мой личный номер.
Тянусь к телефону на столе, но когда беру его в руки, вижу, что он всё ещё выключен. Жужжание продолжается, и моё сердце замирает. Это мой личный телефон. Тот, что лежит в столе. Этот номер был только у моих родителей и Миры. Это был телефон, по которому они могли связаться со мной, если что-то срочное, потому что знали, что я часто выключаю второй телефон. Но они никогда не использовали его, поэтому я больше не носила его с собой.
Встаю на колени, достаю старый айфон из ящика и сажусь на пол, глядя на экран. Камчатка. Я никого не знаю с Камчатки. Однако на этот телефон никогда не звонят даже спамеры.
Это мог быть репортёр, который как-то нашёл его, но этот номер не зарегистрирован на моё имя, поэтому я засомневалась.