Глава 7
Алиса
Я редко пользуюсь социальными сетями, но одна из них оказалась для меня удобным способом быть в курсе новостей. Другую я установила под давлением сверстников, чтобы не отставать от своих товарищей по лагерю, которых уже почти не помню.
Мой палец зависает над значком этой сети, и я знаю, что мне не стоит открывать приложение. Я не готова смотреть в лицо реальности. Но я всё равно нажимаю на иконку, и лента уведомлений обновляется.
«Соболезнования в связи с вашей потерей», — пишет кто-то. Просматриваю уведомления: там есть сообщения с выражением сочувствия, а также сообщения, где меня отмечают в разговоре.
«Храбрая девушка. Оставайся сильной», — пишет кто-то.
И ещё одно сообщение прямо на моей страничке: «Как мать может бросить ребёнка ради мужа? Мне очень жаль. Ты заслуживала лучшего».
«Замолчи!» — приходит чей-то ответ на этот пост. — «Ты даже не представляешь, через что им пришлось пройти…»
Просматриваю комментарий за комментарием и быстро теряю интерес к проверке личных сообщений.
Люди кричат на меня, потому что не могут кричать на моих родителей. Люди кричат друг на друга во время разговора.
Самоубийство — это самоубийство. Тягчайший из грехов.
Ваше тело принадлежит Богу. Отнять у него жизнь — это воровство!
«По крайней мере, твоя мать внесла свой вклад в мир», — пишет один придурок, подписывая почти обнажённую фотографию моей матери из одного из её ранних фильмов.
Закрываю глаза и не открываю их снова, пока не пролистаю дальше. И становится ещё более ужасно, когда они продолжают свой разговор, либо не обращая внимания, либо они просто слишком бессердечны, чтобы думать о том, что меня отмечают во всём, что они говорят.
“Она даже не дала комментарии. Думаю, у неё синдром Аспергера или что-то в этом роде.”
“Да, ты видел её фотографии? Как будто эмоции не регистрируются.”
А затем какой-то Том вступает со своей жемчужиной мудрости: «Синдром Аспергера — это современное оправдание того, что мы в моё время называли „холодной сукой“».
Мне не холодно.
И, конечно же, других беспокоят незавершённые проекты моего отца: «Кто теперь законит трилогию „Охотник на ведьм“, когда Буткевича уже нет?»
Чувствую, что должна что-то ответить. Один пост или что-то в этом роде, хотя не думаю, что этим людям важно меня услышать, но я чувствую себя обязанной напомнить им, что я здесь, и я — человек…
Качаю головой и снова закрываю глаза. Не хочу, чтобы они думали, что я не люблю своих родителей. Хотя я не уверена, что это действительно так. Я сглатываю и начинаю печатать пост.
«Спасибо за поддержку, всем, как я…»
Как я что? Оплакиваю их утрату? Останавливаюсь, мои пальцы зависают над буквами, прежде чем отступить и удалить написанное.
Пробую ещё раз. «Спасибо за ваши мысли и молитвы в это трудное время…»
Неа. Удалить. Всё, что я пишу, кажется неискренним. Я не эмоциональна, особенно публично.
Мне хотелось бы выразить себя. Я бы хотела, чтобы это было проще. Я бы хотела быть другой и…
Я хочу… Печатаю. Но ничего не получается. Секунду колеблюсь, желание говорить есть, но нет смелости. Удаляю черновик и закрываю приложение. Прижимая большой палец к значку приложения, перетаскиваю его в корзину. То же самое с остальными социальными сетями и электронной почтой. Зайдя в магазин приложений, я удаляю всё, отрезая себя от мира. Я хочу говорить, но не готова иметь дело с ответом на всё, что я скажу, поэтому оставляю эти пытки. Учётные записи всё ещё существуют, но у меня нет к ним доступа.
Подключив телефон обратно к зарядному устройству, провожу следующий час, распаковывая чемоданы и переставляю в комнате мебель, чтобы чем-то себя занять. На самом деле я так и не решила, что останусь, но знаю, что сегодня не уйду. Мне нужно что-то сделать, чтобы держаться подальше от них. Нижнее бельё в верхнем ящике, затем ночная одежда, домашняя одежда и футболки. Всё остальное я развешиваю — куртки, блузки, рубашки, брюки, джинсы… Слева направо, от тёмного к светлому. Расставляю всю свою обувь внизу в шкафу, зная, что мои каблуки здесь не увидят дневного света. Мне кажется, это нормально, что не для кого наряжаться.
Кладу несколько привезённых с собой журналов и книг на пустую встроенную книжную полку. Аккуратно ставлю косметичку, фен и утюг рядом со столом, а затем иду с шампунем и кондиционером в ванную. Кладу мыло на край ванны, а затем вытаскиваю зубную щётку и провожу зубной пастой по её щетине. Почистив зубы, складываю зубную щётку обратно в дорожный футляр и забираю её вместе с зубной пастой обратно в спальню, ставлю их на тумбочку. Дома я всегда держала зубную щётку в ванной, но только потому, что туалетом пользовалась только я. Но мужчины грубы. Они оставляют сиденье унитаза поднятым, и, согласно исследованию, которое я когда-то читала, фекалии разбрызгиваются в воздух при смыве. Бактерии могут попасть на всё. Нет уж, спасибо.