Глинтвейн оказался совсем неплох, здесь на вершине, хотя пить в помещении горячее кипяченое вино в первый раз было странным. Но сейчас, пока мы находились на свежем воздухе, напиток согревал и был прямо очень даже по вкусу.
Выпив глинтвейн, я окончательно расслабилась, и спуск дальше вниз казался еще легче. Конечно, я падала. И падала много. Из-за невидящего глаза обзор был сокращен в два раза, но я не жаловалась. Мне хотелось быть обычной девушкой, катающейся на сноуборде, и у меня это получалось. Устала невероятно, а спуск и не хотел заканчиваться. Деревья и сугробы уже беспорядочно мельтешили перед моим лицом, но я не сдавалась.
Когда мы, наконец, после всех мытарств оказались в самом низу, я просто повалилась на снег прямо с доской. Рядом точно так же упал Томас. Кажется быть учителем еще сложнее.
— Ну как тебе?
— Это… Это потрясающе, — в счастливом изнеможении пробормотала я. — Черт, это просто невероятно!
— Ты в деле, — лыбится парень. — Хочешь еще лыжи можешь попробовать и решить для себя, что тебе нравится больше. На лыжах чуть легче, не такая нагрузка на тело.
— Нет, — покачала я головой. — Мне точно нравится доска.
— Тогда будем присматривать тебе твою личную. Онлайн конечно закажем, Макс знает, где лучшее и по нормальной цене.
Вспомнив, что на мне сейчас все чужое, спрашиваю:
— А где его девушка сейчас? Она же не умерла?
Получается довольно нервная шутка. Но ему понравилась.
— Нееет, — заливается смехом Томас. — Она в Мюнхене, какой-то семейный праздник. Скоро приедет.
На этих словах мне окончательно поплохело.
— Она в «Медвежьей горе» останавливается?
— Ну конечно, — он посмотрел на меня, подняв брови. — А где же ей еще останавливается, если Макс в этом отеле живет.
— Ясно.
Мы сняли экипировку и отправились в сторону дома. Странно называть это место домом, но таким оно, кажется, станет для меня на целую зиму, и даже чуть больше.
На полпути Томас вдруг остановился и повернулся ко мне.
— Не хочешь поплавать в горячих источниках и побалдеть в настоящей австрийской сауне? Это лучшее, что может быть после катания.
— Даже не знаю, — пожала я плечам. — Можно было бы.
— Тогда сразу идем, экип там припаркуем.
— Стой! А купальники взять, шлепанцы и все такое. — Вопросительно смотрю на него.
Он вдруг странно, даже хитро улыбается.
— Мы пойдем сразу на третий этаж. Там купальники запрещены. Шлепанцы и полотенца выдадут.
— Что значит запрещены? — ничего не поняла я.
— То и значит. Там абсолютно все без купальников. А запрещены чтобы не вводить в смятение тех, кто следует правилам и честно оставляет их в раздевалке. Прикинь, там даже персонал ходит и заглядывает в каждую сауну, чтобы не было нарушителя.
Я выпучила на него глаза, не зная, что ответить. Ведь я уже согласилась!
— Не дрейфь ты так. Ты можешь ходить завернутая в полотенце. Это разрешено. Но поверь мне, ты будешь там одна такая, — хохотнул он. — Ну, идем?
Отказываться уже было как-то глупо, а показаться там белой вороной я не побоялась. Значит буду в полотенце.
— Идем.
Глава 8
Всю неделю мы с Томасом бегали кататься после того, как приберем все после завтрака. Макс разрешал. Но уходили мы максимум часа на три, делая один быстрый спуск и иногда позволяя себе кружку глинтвейна. В сауну ходить времени не оставалось.
И слава Богу. У меня еще после того похода до сих пор уши горят. Столько, кхм, голых задниц и пенисов в жизни не видела.
Я и впрямь сидела одна такая, стиснув края полотенца, пока все абсолютно расслабленно сидели в сауне нагишом. Саун было много, порядка десяти или одиннадцати, все разные. Хотя бы между ними отдыхающие набрасывали белые халаты.
Томас вообще не переживал, распахивая свое полотенце, пока я старалась сидеть на полке ровно, смотреть только куда-то в потолок, потому что для меня это все-таки было слишком.
В полотенце было очень жарко, душно, и через полчаса я позволила себе спустить его на бедра, оставшись топлес. Стало легче.
Никто не пялился, всем было плевать. Кожа сразу благодарно вздохнула, я поняла, что голышом на самом деле балдеть приятнее. Но скинуть полотенце до конца не решилась.
Томас не обращал на меня никакого внимания, лишь хмыкнул когда я спустила полотенце с груди. И именно в тот момент в сауну вошел Эрвин. Суетиться и подтягивать полотенце было бы странным и глупым, и я сидела, старательно делая вид, что на моем лице равнодушие.
Сердце стучало, я боялась увидеть за его спиной Макса, но его не было. Конечно, кто-то же должен работать в отеле.
— О, привет! — Эрвин поздоровался и прошагал к нам, усевшись рядом со мной. Тут я уж слегка покраснела, вспоминая, как его рука тискала мою ногу, но в сауне полумрак, и мое лицо итак красное от жара, что запоздалые проблески стыда и неловкости канули в лету.
Парень как ни в чем не бывало что-то вещает, поглядывая иногда на меня. Даже я бы сказала разглядывая, превращая предполагаемый релакс в откровенную пытку.
Я все ерзала и ерзала лавке, пока Томас не предложил окунуться в ледяной купели.
Согласилась и вышла с ним на мороз, накинув халат, Эрвин последовал за нами.
Со вздохом разглядывая белую задницу Томаса, понимаю, что к купели я не готова. Эрвин прыгает вслед за Томасом и ждет, когда я скину свое полотенце и халат.
— Неет, мальчики, — съеживаюсь от холода. — Ни за что! Холодно ужасно!
— Трусиха, — хохотнул Томас, вылезая из купели. Я отвела от него взгляд.
Эрвин казался недовольным.
Вскоре мы с Томасом ушли, оставив Эрвина болтать со знойными девушками из России.
Расслабляться в сауне после катания и впрямь было райским блаженством, усталость в теле как рукой сняло.
Вечером мы побродили по окрестностям, поужинали итальянской кухней и вернулись в отель. И тут же столкнулись с Максом, который стоял на ресепшне и заселял пожилую пару, переговариваясь с ними на незнакомом языке.
— Чешский, — пояснил Томас, Макс коротко взглянул на нас, кивнул и отвернулся обратно к постояльцам.
Три языка помимо родного немецкого? Впечатляет.
Брат начал заполнять бумаги за стариков прямо на стойке, и я невольно отметила про себя, какие у него красивые длинные пальцы, широкая ладонь. Клетчатая рубашка наброшена прямо на черную футболку, рукава закатаны до локтей. Отметила крепкие мышцы. Левша. Почерк размашистый, небрежный, быстрый.
Еле заставила себя отвернуть от него взгляд, попрощалась с Томасом и ушла к себе.
Решила набрать матери. Мы с ней поболтали ни о чем минут десять, пока разговор плавно не съехал на сводного брата.
— Он тебя не обижает?
Видимо пауза затянулась неприлично долго, потому что мама взволнованно позвала меня.
— Вера? Не обижает?
— Нет, мам. Все в порядке. Хотя наши отношения трудно назвать дружескими. Но ничего, жить можно.
— Ты приглядывай за ним там, пожалуйста, — сухо сказала мать. — Не стала бы я на него полагаться. Он странный.
— Что? — удивленно спросила я, в ее голосе я слышала страх.
— Да нет, ничего.
— Мам?
— Ну просто он странный, — вздохнула она. — Честно, я его всегда побаиваюсь, так что и ты будь осторожна. Он пугает.
— Будь осторожна? Серьезно? Ты говоришь мне это сейчас, когда мы с ним под одной крышей у черта на куличиках?!
— Прости меня, я просто испугалась, что он что-нибудь сделает там один. Натворит дел. Это наше с Юргеном дело, наша отдушина.
— И потому за странным придурком ты отправила приглядывать свою родную дочь? После всего, что он сделал?! — Я вдруг завелась, разозлилась. — Думала он изменился, сожалеет. Но на него это не похоже! Я такая идиотка, послушала тебя, прилетела сюда!
— Вера…
— Мам, у меня нет слов.
Я бросила трубку.
Успокоилась еще быстрее, чем завелась. И чего я так разозлилась? Для меня что-то стало шоком, изумлением? Нет.