— Вера…
— Вера! Вы слышали, что я сказал? — трясет меня врач, пока я, оцепенев, стою и смотрю на него, округлив глаза. — Вас все равно не пустят на операцию!
— О-операцию? — слабым голосом прошептала я, чувствуя, как ноги превращаются в желе.
— Да, операцию. Ничего угрожающего жизни, я пока точно не могу дать диагноз, езжайте за документами.
Пока я собираюсь с мыслями, к снегоходу подбежала Паула и заверещала что-то на немецком. Ей что-то жестко ответили, покачав головой, и она с ненавистью уставилась на меня.
— Ты ему не сестра!
— Иди в задницу, — просто ответила я и отвернулась от беснующейся блондинки.
Оставив ее разбираться с ними самостоятельно, бегу к спуску, на ходу вызывая такси, как вдруг резко останавливаюсь, услышав краем уха что-то странное.
— Но кто мог это сделать? — тихо шептал один парнишка волонтер другому на русском. Видимо поэтому я зацепилась за услышанную речь.
— Да черт его знает, победить все хотят. Он же который год не дает никому ни малейшего шанса.
— Но пилить крепления… Это слишком, — поеживается первый мальчишка.
— Тихо ты, сказали пока молчать, это же какой скандал будет…
Грозно встаю перед ними, не давая пройти.
— О чем это вы?
Они испуганно взирают на меня, выпучив глаза и переглядываясь между собой. Пытаются обойти.
— Стоять, — тихо процедила я. — Что это, вашу мать, означает?! Кто-то подпилил ему крепления?
— Эээ… Мы не можем… Это… — мямлил пацан, пока я угрожающе надвигалась на него.
— Организаторы решили умолчать об этом? — оборачиваюсь в поисках доски сводного брата, но ее уже унесли со склона. — Ну-ка, живо признавайтесь, или я сейчас закачу такой скандал прямо здесь.
Мальчишки задергались, продолжая переглядываться.
— Я его сестра. Я должна знать. Будьте вы людьми… — тихо произнесла я. — Он же мог свернуть себе шею и погибнуть. Я должна узнать хоть что-то…
— Мы и сами ничего толком не знаем, — признался один, нервно затеребив варежки. — Крепления на доске оказались подпилены. Это все. Болты срезаны, но части припаяны обратно. Обычным паяльником.
Пораженно сморю на него. Срезали болты а креплениях, чтобы он упал? Выступил плохо?
— Но почему он не понял в самом начале? Когда только начал съезжать? Почему именно на самом высоком трамплине? Почему не остановился?
— На последнем трамплине у него была самая высокая нагрузка на доску, — пожал плечами второй. — Думаю, дело в этом. Скорее всего он даже не заметил вначале. Обязательно будет тихое разбирательство, вы успокойтесь, мы найдем виновного.
— Наверное, — неуверенно пробормотал другой паренек.
— Но разве доски не проверяют? Как он не увидел? — не унималась я, ничего не соображая.
— Каждый сам отвечает за свой экип. Видимо Деккер не проверил. Или доверился кому-то. Может кто-то доставил ему доску и перед этим успел нашаманить. Это нужно уже у него спросить, когда очнется.
Или доверился кому-то…
Звоню Томасу, но то связь плохо ловит, то он не берет трубку, игнорируя мои звонки. Буквально бегом спускаюсь вниз, попеременно вызванивая то такси, то Томаса.
Какой-то сумасшедший коллапс, закон подлости, спуск занимает кучу времени, пока я продолжаю мучить телефон и звонить в такси. Проклинаю все на свете, потому что ехать сюда никто не хочет. Автобус обратно до Бад Гастайна только через два часа, и в отчаянии я начинаю ловить попутку.
К счастью, меня подвезла пожилая чешская пара, которая всю дорогу с подозрением поглядывала на меня, пока я жевала губы на заднем сидении и нервно дергалась, умоляя про себя, чтобы старый чех еще немного надавил на газ.
В эту минуту я не думала о ненависти или обиде, о том, что он сделал, заслужил он это или нет. Я просто хотела, чтобы с ним было все в порядке, пускай и дальше остается засранцем, но не инвалидом. Хватит того, что у него и так проблемы с психическими расстройствами.
В отеле я пыталась что-то объяснить Йорну на бегу через аудиопереводчик, рассказала вкратце что стряслось на горе, стараясь делать вид, что все в порядке, ничего страшного и опасного для жизни. Йорн побледнел, и теперь я стала переживать за него. Страшно его оставлять одного. Йорн дал мне знакомый ключ от всех дверей, и я бегом помчалась рыться в комнате Макса. В очередной раз.
Но в этот раз я не заостряла внимание на его вещах, обстановке и так далее. Я искала только документы. Они нашлись в том же комоде, схватила их, и, увидев, ключ от машины, взяла и его. На ходу вбивала в навигатор адрес больницы, затем повернула на кухню и попросила Симона помочь Йорну, рассказав ему обо всем. Симон сначала запричитал, но все-таки понял меня с полуслова, и заверил, что с отелем и Йорном все будет в порядке. Про подпиленные крепления я пока не стала рассказывать.
Томас ни разу не взял трубку.
По лбу и вискам струился пот, пока я бегала по этажам, искала документы и так далее. Я сбросила шапку и расстегнула куртку, вдыхая морозный воздух. Нужно успокоиться, взять себя в руки.
Усевшись в огромной машине брата, беспокойно выдыхаю, пытаясь собраться. Проверяю карманы со своими правами. Права настоящие, но купленные, хотя водить я умею, и довольно неплохо. С покупкой российских прав у девушки с инвалидностью не особо возникло проблем, а с международными пришлось очень постараться. Спасибо, Юрген помог.
Навигатор показывает, что ехать не так уж далеко, и я осторожно завожу жуткий внедорожник. В машине царит легкий беспорядок, но все чисто, просто разбросаны вещи. На заднем сидении валяется какая-то одежда, файлы, пакеты, на переднем пассажирском лежит закрытая коробка. Стоит запах мужского парфюма вперемешку с запахом дерева. Стараюсь смотреть только вперед и в боковые зеркала, не отвлекаться. Дорога незнакомая, и еду я не слишком быстро, осторожничая. Водить такую махину крайне неудобно, даже не представляю, как я буду парковаться у больницы. Но сидеть ждать такси или автобуса просто глупо, поэтому приходится справляться. Благо документы на машину нашлись вместе с паспортом.
Внедорожник нагло бросила, так и не сумев его нормально поставить в разметку. Но парковка была пустая, поэтому плюнув на совесть, сгребла бумаги и побежала внутрь.
— Как узнать, где сейчас Максимилиан Деккер? Его к вам привезли пару часов назад? — с ходу бросилась к медсестре за стойкой.
При имени моего сводного брата, ее выражение лица вдруг изменилось. Она быстро позвонила куда-то, заговорила на немецком. Все это время изучающе разглядывая меня. Закончив разговор медсестра отправила меня на третий этаж, ждать, потому что операция еще не закончилась.
Сколько я проторчала на жестких сидениях в коридоре у операционной, я не знала. Телефон разрядился, а до часов нужно было идти до сестринского поста, но я не хотела уходить, боясь пропустить врача.
Когда он наконец вышел из-за двери, я бросилась к нему наперерез.
— Здравствуйте! Я Вера, сестра Макса Деккера. Что с ним? — с грохочущим сердцем задала вопрос, сминая в трясущихся руках свою шапку.
— Давайте отойдем в сторонку, — врач отошел к окну, и я последовала за ним. — Операция прошла быстро. Он еще спит после наркоза.
Увидев мой вопросительный взгляд, врач вздохнул и ровным голосом перечислил повреждения.
— Перелом и сильный вывих одной руки, перелом двух ребер, перелом ноги.
В шоке зажимаю рот рукой, осознаю, что дрожу, глядя на него во все глаза, наполненные слезами. Передо мной снова ужасная картина, как Макс падает и переломленный едет вниз… Боже мой…
— Ну, ну, — успокаивающе хлопает по плечу. — Это все ерунда, заживет быстро. Главное с позвоночником все в порядке, шея цела, сотрясения, даже самого легкого, нет. Шлем спас, что говорить. Через дня три-четыре заберете его домой, анализы еще раз проверим и за ребрами понаблюдаем. И все.
— Домой? — удивилась я. — Так быстро?
— А что здесь еще делать? — в свою очередь удивился врач. — Все свое мы сделали, дальше восстановление и забота близких. Первое время ему необходима помощь в переодевании, каких-то бытовых делах, перемещении. Костылями он не сможет пользоваться. Возьмите в аренду коляску. Он левша или правша?