— Спасибо, — сказала она. — Сто рублей тоже деньги.
Моя режиссерская зарплата — двести рублей. Чтобы получить сто рублей, мне нужно было отработать пятнадцать дней, а она заработала их за пятнадцать минут, максимум, за двадцать — так я подумал тогда, но так думает большинство мужчин, расплачиваясь с женщинами.
Я смотрел на нее, она отслеживала мою реакцию. Пока мы оставались противниками.
— Ты мне завтра позвонишь?
— Конечно, позвоню…
— Буду ждать…
Я дал ей денег и обещал звонить, хотя много раз мстительно представлял, как встречу ее и пройду мимо, будто не узнав. Все получилось наоборот. Я позвонил ей на следующий вечер и предложил снова встретиться. Она помолчала и предложила встретиться через два дня. Я мог бы предугадать, что она ответит именно так. Все женщины поступают одинаково. Как только они чувствуют нетерпение мужчины, они начинают любовную игру по своим правилам. А я не хотел играть по ее правилам…
ВЕДОМЫЙ И ВЕДУЩИЕ
Сегодня многие говорят о преследованиях, запрещенных фильмах и книгах. Я тоже числюсь в диссидентах, потому что мой фильм почти полгода не выпускали на экраны кинотеатров, моя кандидатская диссертация считалась почти антисоветской. Организация, вероятно, просчитала уже все возможные варианты моего продвижения во власть.
Я запомнил тот разговор с Большим Иваном.
— Ты правильно просчитал в своем школьном фильме, пригласив полузапрещенную или полуразрешенную рок-группу, — говорил он. — Музыка для молодых — это отключение от сегодняшнего абсурда. Поэтому твой фильм пользовался таким спросом. В России любят, когда не соглашаются с начальством. В России надо быть немного диссидентом.
— Я не хочу быть диссидентом.
— Надо, Василий, надо.
Большой Иван Василиями называл всех. Я его как-то спросил:
— Почему Василий?
— Нравится мне это слово — Василий. Что-то синее. Дорогой — грубо, милый — сентиментально. А Василий — хорошо.
— Мне надо снимать следующий фильм.
— Будут упрашивать, чтобы снял. Ты никогда не задумывался, почему дают снимать Тарковскому? Его Рублев практически на полке. В стране. Но на Западе его показывают. Если не дать ему снимать здесь, он будет снимать на Западе.
— Что и случилось.
— Очень жаль. Нельзя разбрасываться национальным достоянием.
— Разбрасываются, и еще как. Особенно писателями.
— Да, с Солженицыным промахнулись, с Аксеновым, пожалуй. Все остальное — ширпотреб, особенно из кино. Никто из наших не принят даже в американские профессиональные кинематографические гильдии.
— Я не хочу быть диссидентом.
— Но и лизать жопу советской власти тоже не надо. Эта власть не вечна.
— Есть симптомы?
— Есть.
— Из чего ты исходишь, давая мне советы? — спросил я.
— Из разумности. Власти предержащие следуют определенным проверенным стандартам, которые закрепились потому, что они давали хорошие результаты при управлении. Но стандарты устаревают. Их надо менять. И первыми это чувствуют люди искусства. Они начинают сопротивляться. Без сопротивления невозможно создать новое. Но всякое новое разрушает старое, то есть привычные стереотипы.
— Я не уверен, что пришло время вводить новые стереотипы.
— Пришло это время. Потому что старые стереотипы уже не вызывают негодования и протеста. С протестом всегда можно справиться. А сегодня старые стереотипы ничего, кроме смеха и иронии, не вызывают. А это главный признак, что их надо менять.
— Ваня, сегодня тех, кто не подчиняется стереотипам, сажают в психушки, высылают из страны и лишают гражданства.
— Психушки — это неправильно, — согласился Большой Иван.
— Ваня, а что, в вашей конторе существуют разные точки зрения?
— В нашей конторе, как и в любой конторе, существуют разные точки зрения. Я против того, чтобы сажать за политические убеждения. Когда человек сидит, у него много времени для размышления и учебы. Вокруг ведь очень образованные люди, не хочешь, а научишься. А вот насчет выселения и лишения гражданства — это неплохая идея шефа нашей конторы. Если тебе здесь все не нравится, уезжай туда, где тебе нравится. А мы поможем тебе выехать. А лишение гражданства — это как лишение семейной помощи. Ты облил грязью семью. Семье это не нравится, и семья разрывает с тобой отношения. Тебя лишают гражданства. А это страшно — лишиться защиты такой громадины, как СССР.
— Раньше сажали и расстреливали, это старый стереотип. Сегодня высылают и лишают гражданства. Это новый стереотип?